Сына своего в институте Самсон Данилович не застал. Петр незадолго уехал на рыбоводный завод.
— Поспешите на пристань, — посоветовала ему лаборантка, — он еще там.
Кто-то мягко взял ученого за руку и потянул к себе.
— Здравствуйте, Самсон Данилович! Пойдемте ко мне, нам надо поговорить.
Перед ним стоял Лев Яковлевич. В длинном белом халате с широкими отворотами он казался еще выше, а новый просторный костюм придавал ему полноту. Свиридов подумал, что рядом с ним маленькая Юлия выглядит ребенком. Удивительно, до чего они но подходят друг к другу. На нем был новенький синий галстук, пристегнутый к шелковой заграничной сорочке серебряной пряжечкой. Подстриженные черные усики и редеющие волосы на голове были надушены. «Франт», — подумал Свиридов и отвернулся.
Лев Яковлевич пропустил Свиридова в лабораторию, жестом предложил ему сесть и долго сам не садился.
— Не удивляйтесь, пожалуйста, что я вас задержал, — со свойственной ему непринужденностью, которую Самсон Данилович воспринимал как плохо скрытое высокомерие, проговорил он. — У меня к вам серьезное дело. Вы знаете, конечно, что меня назначили директором рыбоводного завода… Вы должны разрешить мои сомнения, — продолжал он, — я имею в виду предстоящую реконструкцию завода. Простите, если я скажу вам что-нибудь неприятное, как хотите судите, но против правды я не пойду, не уступлю, что бы со мной ни случилось.
Его мягкий, почти юношеский голос казался Свиридову приторным, а глаза, подернутые влагой, — масляными.
«Вот ему что надо, — с раздражением подумал Свиридов, — еще один ходатай в пользу сына». Этот тихоня никогда раньше не вмешивался в семейные дела. С сыном у них бывали какие-то разговоры, Петр в чем-то его убеждал, он как будто не соглашался. Споры эти, конечно, были пустяковыми, друзья скоро мирились и, должно быть, забывали, о чем был спор.
— Мне кажется, Самсон Данилович, что завод перестраивать не надо, хлорелле здесь не место, она тут ни при чем.
«Сын ратовал за другое. Они, видимо, в чем-то не столковались. Тем любопытнее, куда он гнет», — думал Свиридов.
— Вы должны отвлечься от вашего расположения к зеленой водоросли, — пытаясь скрыть свое смущение непринужденной улыбкой, сказал Лев Яковлевич, — должны во имя того, что выше наших личных симпатий, из чувства долга к тому делу, которое вверено нам.
— Позвольте, Лев Яковлевич, я что-то не понимаю вас, — обрадовался ученый случаю дать выход своему раздражению. — Почему я должен отказаться от собственных взглядов и во имя чего?
