На дереве висели с дюжину горшков-пиньят: черти, призраки, черепа, ведьмы — болтались, качаясь на ветру.
— Разбейте свои пиньяты, ребятки!
Откуда ни возьмись у них в руках оказались палки.
— Бейте!
С воплями они принялись бить наотмашь. Пиньяты словно взорвались.
Из пиньяты в виде Скелета посыпался дождь крохотных листьев-скелетиков. Они роем налетели на Тома. Ветер подхватил и унес скелетики-листья, а с ними и Тома.
Из пиньяты-мумии высыпались сотни хрупких египетских мумий, они вихрем унеслись в небо, унося Ральфа.
Так каждый мальчишка разбивал пиньяту, она лопалась и выпускала мелкие, как мошки, толкущиеся в воздухе копии его самого: черти, ведьмы, призраки с пронзительным писком облепляли мальчишку, и все листики, все мальчишки неслись, кувыркаясь, в небе, а Смерч закатывался хохотом им вслед.
Они пролетели рикошетом последние окраинные улички города. Они плюхались и скользили, как плоские камни по глади озера, делая «блинчики»… и наконец приземлились, кувырком, в путанице локтей и своих и чужих коленок — на далеком склоне холма. Они сели на землю.
Они очутились посреди заброшенного кладбища, где не было ни души, ни огонька. Только надгробия, похожие на великанские свадебные торты, глазурованные в древности лунным светом.
Пока они приходили в себя, Смерч плавно и легко приземлился и сразу стремительно, гибко склонился к земле. Он ухватился за железное кольцо, торчавшее из земли. Потянул. Взвизгнули петли, откинулась крышка люка, разевая черную пасть.
Мальчишки сгрудились на краю глубокой ямы.
— К-ка-катакомбы? — еле выговорил Том. — Катакомбы?
— Катакомбы. — И Смерч указал пальцем вниз.
В пыльную глубину сухой земли вели ступеньки.
Мальчишки проглотили слюну — в горле пересохло.
— А что, Пиф там, внизу?
— Ступайте, выведите его наверх, ребята.
— Он там совсем один, внизу?
— Не совсем. С ним кое-кто есть… Или Кое- Что.
— Кто пойдет первым?
— Чур, не я!
Молчание.
— Я, — сказал Том.
Он поставил ногу на первую ступеньку. Начал уходить в землю. Сделал второй шаг. И вдруг пропал.
Остальные бросились за ним.
Они спускались по ступенькам гуськом, и с каждым шагом вниз темнота становилась все непрогляднее, а безмолвие все безмолвнее, и с каждым шагом вниз ночь становилась глубокой, как колодец, налитый тьмой кромешной, и с каждым шагом вниз казалось, что тени, затаившиеся в стенах, вот-вот выпрыгнут из них, и с каждым шагом вниз казалось, что какие-то странные обличья ухмыляются им навстречу из глубокой пещеры, ждущей в глубине. Казалось, что летучие мыши гроздьями повисли над самой головой, издавая такой тонкий писк, что его и не услышишь. Этот звук могут слышать собаки — и тогда они, взбесившись со страху, опрометью бросаются удирать, не разбирая дороги. С каждым шагом вниз город оставался все дальше, дальше уходила земля и все добрые люди на земле. Даже кладбище осталось где-то далеко-далеко наверху. Мальчишкам стало страшно. Они почувствовали себя такими позабытыми, позаброшенными, что едва не разревелись.
