Анжелика (смеясь): Прелестно, правда?
Алвин (обхватывая ее за бедра): Знаешь что? Твой старик заслужил все, что мы ему уже сделали, делаем сейчас и еще только собираемся делать.
Лагерь
Котрин с поникшей головой крадется вдоль бараков, стараясь не шуметь. Он знает, что за ним наблюдают. Если в него засадят пулю, может, это и успокоит его больную совесть. Когда Билл в темноте приглашает его сесть, Котрин колеблется. Билл выглядит спокойным, посасывает трубку. В ней гашиш. Прежде чем Котрин приступает к оправданиям (шеф, заметка, давление сверху), Билл шумно вздыхает и говорит: ничего страшного. «Ничего страшного, и не надо терять из-за этого уважение к себе». Самое большее — охране лагеря придется усилить бдительность. Это пустяки по сравнению с дружбой — дружбой Котрина. Хочешь гашиша?
Дом Да Маты
Темная, душная комната с деревянной лошадкой посредине. Запах старой кожи. На лошадке — четыре комплекта конской упряжи: ремни, стремена, седла, шпоры. Анжелика раскрывает объятия.
Анжелика: Это убежище барона, когда он в мрачном настроении.
Алвин: Вот как? А что же делает барона настолько мрачным, что он ищет убежища в таком жутком месте?
Анжелика: Политика. Разговоры в кафе. Старость. Тогда он проводит здесь часы, иногда целые дни: одевает на лошадку упряжь и садится в седло. Снимает с себя одежду и скачет, словно это настоящий конь. Смешно, правда? Даже поесть не выходит. Время от времени зовет меня.
Алвин: Зачем?
Анжелика: Чтобы я похлестала его.
Алвин: О нет! Старик ко всему еще и мазохист?
Анжелика: Он говорит, что это полезно для кровообращения. Я бью сильно, но он просит еще сильнее. Я прохожусь по бокам, по ногам, по заду, а как-то раз хлестнула по лицу. После этого он обычно мастурбирует. Имей в виду, что я презираю его за это.
Париж
«АННА
ФАЛЬЯУБЕР НЕНАВИДИТ МЕНЯ ТЧК ТЕОДОРИКО НЕРВНЫЙ ПРИПАДОК ТЧК КАВАКО БОЛЕН ТЧК АЛЕН ТЮРЬМЕ ТЧК БИЛОТА»
Дом Да Маты
Пурезинья в гостиной ласкает подушку, пока в соседней комнате обсуждают, что с ней делать. Чтобы привлечь внимание, она громко кричит и хнычет: есть хочу! Алвин взывает к гуманизму Анжелики: «Разве ты не видишь, что ей негде спокойно умереть?»
Пурезинья выбрала сладкое. Когда-то она попробовала лимонного варенья. Алвин привел ее в кладовую, где лежали груды сластей на гигантских блюдах: зефир, печенье, сухофрукты, лимоны в сиропе. А наверху, на полках, еще и еще — запасы на год вперед.
Когда Пурезинья встала на цыпочки и потянулась к банке с вареньем, Алвин обхватил ее сзади и просунул руку в разрез плиссированной юбки.
