Виргиния, опустив глаза, ответила ему дрожа: «Если такова воля божья, я ничему не противлюсь. Да будет воля его», — сказала она плача.
Миссионер ушел, чтобы оповестить губернатора об успехе поручения. Между тем госпожа де-ла-Тур послала за мной Доминга, с просьбой придти к ней, дабы посоветоваться об отъезде Виргинии. Я совершенно не видел надобности в ее отъезде. Я полагаю истинное основание счастия в том, что природные преимущества следует предпочитать преимуществам богатства и что нам отнюдь не должно искать во-вне то, что мы можем найти у самих себя. Я распространяю эти правила на все без исключения. Но как мог мой призыв к умеренности противостоять представлениям о великом богатстве, а естественные доводы мои — предрассудкам света и священному для госпожи де-ла-Тур авторитету? Эта дама спрашивала моего совета, конечно, из приличия и уже не рассуждала со времени решения духовника. Даже Маргарита, несмотря на выгоды, которых она ждала для сына от богатства Виргинии, решительно противившаяся ее отъезду, не делала больше возражений. Что касается Поля, который не знал о решающем событии, то он, удивленный таинственными разговорами госпожи де-ла-Тур с дочерью, предавался мрачному унынию. «Что-то замышляют против меня, — говорил он, — ибо от меня прячутся».
Между тем по острову распространился слух, что богатство посетило эти скалы, и вот всевозможные торгаши стали взбираться туда. Они развертывали в бедных этих хижинах драгоценнейшие ткани Индии, великолепные материи Гуделура, платки Палиаката и Мазулипатана, кисеи Дака, гладкие, полосатые, вышитые, прозрачные, как день, ткани Сурата прекрасного голубого цвета, материи всевозможных цветов, даже самые редкие — песочного фона с зелеными разводами. Они показывали замечательные шелковые ткани Китая, ажурные, белого атласа, иные — изумрудно-зеленые, иные — ослепительно алые; розовую тафту, всяческий сатин, мягкую, как сукно, китайскую тафту, белую и желтую нанку — вплоть до холстин Мадагаскара.
Госпожа де-ла-Тур хотела, чтобы дочь ее купила все, что доставляет ей удовольствие; она следила только за ценой и добротностью товаров, боясь, как бы продавцы не обманули ее. Виргиния выбрала все, что, по ее мнению, могло быть приятно матери, Маргарите и ее сыну. «Это вот, — говорила она, — годится на мебель, это — для Марии и Доминга». Наконец мешок с пиастрами был израсходован уже, а она все еще не подумала о нужном себе. Пришлось отделить ей часть подарков, которые она раздала им.
