— Спасибо, — услышал я сзади.
Обернувшись, я увидел потрепанную Милли Ре и кокон на месте ее врага.
— Да ладно, нормально. Жива — и слава богу. Хотя ты это, давай без фанатизма. Как ты его рубила…
— Да чего-то разозлил он меня, аж башню сорвало. Такие гадости, козлина вонючий, говорил, когда они меня зажали. Какие ж вы мужики иногда бываете скоты!
— Это да, — согласился я. — Особенно если под синькой.
— А все, разнесли мы их, — подтвердила мои предположения Милли. — Еще минут пять — и задавим совсем.
Вся площадь была усеяна просто каким-то невероятным количеством коконов. И только так можно было понять, сколько же народу полегло сегодня в этой мясорубке.
— Апофеоз войны, — сказал я негромко.
Милли услышала и кивнула.
— Так всегда после осады. Жуткое зрелище. Сейчас этих дорубят, и пойдут люди собирать вещи. Своим почтой вышлем, чужие в кланхран на оценку сдадут.
— На оценку?
— Ну да. Всю добычу — и с убитых, и взятую в замке — оценят, переведут в денежный эквивалент и вышлют в равных долях золотом всем, кто участвовал в штурме и захвате.
— А я думал после штурма помародерствовать маленько, — пригорюнился я.
— А кто тебе мешает? Будет еще время. Добычу с трупов брать нельзя — это запрещено, и грабить кланхраны нельзя — это тоже вне закона. Но вот если чего так найдешь, по комнатам там или еще где, в подвалах, например — твое. А подвалы тут здоровенные. Не подвалы — подземелья. Закон штурма!
Я приободрился. Воевать — это хорошо, но грабить куда как веселее.
— А Гедрона не видать. И Диорд только в самом начале показался, — сказала мне Милли.
— А это кто? — поинтересовался я.
— Гедрон Старый — кланлидер «Диких», Диорд — кланмастер. Странно, что их нет. Может, слинять решили?
— Да портанулись небось уже, — предположил я.
— Никто никуда не портуется во время штурма, запрещено. Ни из замка, ни от его стен. Надо мили три отойти отсюда. И потом еще год никто с территории цитадели портовать не сможет, ну если она пала. Если бы отстояли — то ради бога. Так что они либо здесь, либо где-то совсем рядом. Надо сказать Седой. — И Милли побежала к выходу.
На ходу она обернулась и крикнула:
— Спасибо еще раз. Можешь быть уверен — я тебе долг верну.
— Да ладно, на том свете пятки мне почешешь, — пробормотал я, отошел к стене, присел около нее и стал смотреть на то, что творилось в центре площади.
Бой превратился в бойню. Самые яростные воины добивали остатки «Диких» безо всякой жалости и скидки на то, что те уже не особо и сопротивлялись.
