— Вам, дворянину, вовсе не место среди уличных комедиантов, не имеющих ни роду ни племени. Все эти клоуны и паяцы те же тунеядцы, недалеко ушедшие от карманников. У них даже не имена, а какие-то собачьи клички! И ваше имя стали трепать в одном ряду с кличками этого сброда… Митенька, как сына прошу вас — одумайтесь! Помните: «грех не беда, молва нехороша»? Надо избегать ситуаций, в которых оказываешься героем сплетен. Да и делу это вредит. Убийства в городе одно за другим, и что? Ничего! Ничего-с, убийца гуляет на свободе, а следователь гуляет с циркачкой! Кстати, якобы на вашу даму тоже было совершено нападение? Она не могла это выдумать в угоду вам? История какая-то странная. Доложите-ка мне о ходе расследования убийств, а заодно и о вчерашнем нападении на эту девицу из цирка. Подумаем вместе, что делать.
Дмитрий кратко повторил Хомутовскому то, о чем недавно говорил с Задорожным. Прокурору рассказ, особенно в части подозрений относительно Новинского, решительно не понравился.
— Это не дело, Дмитрий Степанович, не дело. Ваши смутные ощущения и подозрения к бумагам не подошьешь и на суд не представишь. Я буду верить только уликам, а улик-то и нет. Заграничный ножик мог оказаться в руках у любого. К тому же, подозревая Новинского, вы пошли по неправильному пути, поверьте, голубчик. Я с большим уважением отношусь к вашим научным познаниям, но тут уж не наука, не дактилоскопия ваша хваленая, а какая-то дикая метафизика. Если бы вы знали Новинского, как знаю его я, у вас бы никогда и подозрений никаких не зародилось. Это кристальной души человек. Конечно, он пережил личную трагедию, страдал, находился в помешательстве ума, но все это лишь повод, чтобы относиться к нему более деликатно. А в вас столько жестокости! Полагаю, на данном этапе необходимо вмешательство прокуратуры, хотя бы в порядке прокурорского надзора. С затрашнего дня вместе с вами следствием будет заниматься товарищ прокурора Голубев. Это мой надежный помощник, с ним дело быстро пойдет вперед. Надеюсь, вы поладите, он золотой человек.
Дмитрий горько вздохнул. Товарищ прокурора Голубев, «золотой человек», был давно известен как один из самых горьких пьяниц города. Не замечал этого только Хомутовский, страдающий в некоторых случаях избирательной слепотой.
Прощаясь с прокурором, Колычев не удержался от невинного замечания:
— А ведь настанут времена, Викентий Полуэктович, когда циркачи будут пользоваться большим почетом в обществе, чем судейские чиновники, настанут, помяните мое слово!
