— Ну-ну, — поздоровался я с ним, — наконец-то ты заполучил мое местечко, да? Проводите меня, пожалуйста, в кабинет, сэр.
— А на прием вы записывались? — спросил он, запирая дверь. Затем прошел следом за мной, к Вулфу.
Вулф сидел за столом. Увидев меня, хмыкнул:
— Уже? Так скоро?
— Нет, сэр, — ответил я ему. — Я по дороге из гаража. Прежде, чем пойду дальше, не желаете ли получить отчет по Полу и Таттлам?
— Да. Стенографически, пожалуйста.
Стенографически, на языке Вулфа, означает не просто передать смысл сказанного, но также описать жесты, действия, выражения лиц. Я сел и все ему выложил. Лучшего слушателя, чем Вулф, я не знаю. Он сидел, как обычно, полуприкрыв глаза, опираясь локтем на подлокотник кресла.
Когда я закончил, он немного помолчал, потом кивнул головой.
— Отчет принимается. Займитесь теперь другими. Машина вам все равно больше не понадобится, можно ее на время возьмет Сол?
Пусть вам не кажется, что вопрос этот был чисто риторическим. Между нами давно существует молчаливый уговор, что машина — единственная принадлежащая Вулфу собственность, распоряжаюсь которой я.
— Надолго? — спросил я.
— Сегодня на весь день, на вечер, и, возможно, еще немного завтра.
Я взглянул на свои часы: шесть пятьдесят пять.
— От сегодня уже почти ничего не осталось. О'кэй. Можно узнать, зачем?
— Пока нет. Может статься, — искать ветра в поле. Как у вас сегодня с обедом?
— Не знаю. — Я встал. — Может, мороженым пообедаю, если найду. — Я подошел к двери, повернулся, предложил: — А гуся пусть за меня Сол съест, — и вышел.
Я поймал такси на Десятой авеню и, став частичкой тысячеколесного железного червя, направился к центру города, а потом через Сорок восьмую Авеню на Ист-Сайд. Да, рассуждал я, скорее всего, он что-то нащупал, ведь Сол берет уже полсотни зелененьких в день — солидный кусок, если учесть, что его отрывают от одной разнесчастной тысчонки, но увязать мороженое с пустыми грелками я так и не сумел. Правда, не исключено, что Сола он посылает совершенно по другому следу. Ну и бог с ним. Эта его манера постоянно темнить давно перестала действовать мне на нервы.
Квартира, которую я искал, была на Сорок восьмой Авеню, между Лексингтон-сквер и Третьей улицей, в старом кирпичном четырехэтажном доме, перекрашенном в желтый цвет. В вестибюле, у второй сверху кнопки, я увидел крохотную полоску бумаги, на которой едва помещались две фамилии — «Горен» и «Полетти». Я нажал на кнопку, дождался, когда раздадутся щелчки, открыл дверь, вошел и поднялся по узкой лестнице на два пролета вверх; ступеньки были чисто вымыты — видимо, для разнообразия, — и покрыты ковровой дорожкой. Я вышел на лестничную площадку, и тут меня поджидал сюрприз. Открылась дверь, и на пороге появился некто, чья фамилия не была ни Горен, ни Полетти. Там стоял Джонни Эрроу и, прищурившись, смотрел на меня.
