– Простите, – говорит, – а вы мне сдачу не дали.
– Не помню, – отвечает кассирша (или кто они там). – Я уже следующим клиентом занялась. Вас забыла. Может, дала сдачу, а может, не дала. Все мы люди-человеки. Ошибаемся.
– Как забыли? Я же только что платила. Отдайте сдачу.
– Не могу. Другого человека обслуживаю. Как я вам с бухты-барахты деньги из кассы возьму и выну? А вдруг вы меня обманываете?
– Да не обманываю! Ну вы же меня помните. Да что же это такое-то, а? Я вот только-только отошла.
– Но отошли же. Надо было на месте проверять.
– Да я даже из отделения не вышла! В дверях вернулась!
– Откуда я знаю? Я этого не видела. Если от кассы отошли – все, я забыла. Сдачу пересчитывать сразу нужно.
– Что пересчитывать, если вы ее мне не дали?!
– Ничем не могу помочь.
– Так что же мне делать?!
– Ждите, когда отделение закроется. Мы кассу снимем, деньги пересчитаем и, если ваша сдача там окажется лишней – вернем.
– А когда вы закроетесь?
– В восемь вечера.
– А сейчас два часа дня!!! Что мне делать все это время?!
– Ждать. Не мешайте работать.
Женщина чуть не плачет, достает мобильный, звонит начальнику этой сберкассы, чей номер телефона висит на стене, ругается, убеждает, объясняет, но ничего не добивается. Уходит, пообещав вернутся к закрытию, потому что свои кровные она дарить никому не собирается. А старушки оживляются – приключение как-никак, повод поговорить не только о погоде, политике и деградирующей современной молодежи. Первая, у которой рот смахивает на коромысло из-за скорбно опущенных вниз уголков губ, а брови сердито сходятся над переносицей, занимает сторону кассирши (может, потому что уже квитанции ей сует). «У нее работа нервная, с деньгами, постоянно считать-пересчитывать. Попробуй не ошибиться. И клиенты недовольные, все спешат-торопятся, всем быстрее надо. Женщина сама виновата. Невнимательная. Раз ушла без сдачи, значит, не шибко она ей и нужна. Что кассир ей теперь, из своего кармана должна платить? Если бы та жила на одну пенсию, заранее бы дома все посчитала и приготовила деньги без сдачи. И работу бы облегчила кассиру, и не пришлось бы до вечера под кассой куковать». Вторая старушка, со сжатым в одну тонкую полоску ртом и сердитыми узкими глазками, встала на защиту женщины. «В чем она виновата? Что кассир ее обсчитала и сдачу не дала? Да раньше никто и помыслить не мог, что в государственном учреждении тебя обманут и надуют! И ничего она не забыла, у нее на лбу написано – специально не дала. Авось пройдет. Наживу почуяла. И как таких только на работу в сберкассу берут! Уволить ее надо. Бессовестную. Или выговор объявить». Третья старушка, с безмятежным взглядом выцветших от времени глаз и играющей на аккуратно накрашенных губах полуулыбкой, примирительно заметила: «Не ссорьтесь, девочки. Это ничего не изменит».
