Корона скифа | страница 44



— Дай бог, чтобы нас было слышно всегда далеко! — сказал чувствительный и импульсивный Григорий Николаевич Потанин.

Старинный дом

Томск предстал перед пассажирами парохода ранним солнечным утром во всей своей красе. «Каролина» медленно шла по широкой Томи. С реки очень хорошо были видны купола церквей на холмах, шпили кирхи и костела. Купы деревьев спускались по холмам, солнечное марево дрожало над водой, пахло прибрежными тальниками, водорослями, тиной.

Причал был выстроен в виде старинного терема, неподалеку от пристани были видны ряды сложенных штабелями огромных бочек.

На шпиле причального домика трепыхался трехцветный российский флаг: верхняя полоса — белая, средняя — желтая, а нижняя — черная.

На причале сидел оркестр пожарной команды. Сияли начищенные до ослепления медные трубы и медные каски пожарников. И как только были кинуты чалки и пароход отрывисто загудел, приветствуя население Томска, то сразу же грянул и оркестр. Музыканты изо всех сил раздували щеки, и гудок был заглушен маршем, чего, собственно, пожарники и добивались.

Прибытие парохода было великим событием, на пристани столпилось с полгорода, здесь были мужчины и женщины разного звания, кто с букетами цветов, кто с лорнетом или биноклем, сновали в толпе продавцы пирожков, копченой рыбы и мороженого.

Извозчики выстроились в ряд, в строгой последовательности, которую установил их староста, и ждали пассажиров, предвкушая хорошие чаевые, у каждого извозчика на груди сияла начищенная толченым кирпичом медная бляха с номером. Шикарные экипажи ожидали важных господ, толклись в толпе переодетые шпики и прохаживались по дебаркадеру полицейские.

Поцелуи, смех, зонты и пелерины, цилиндры, английские кепи с пуговками на маковке, изредка — широкополые боливары, шляпки с вуальками и цветастые платки, все смешалось под гром оркестра.

Пароход быстро пустел, оставались лишь каторжники в своем загоне, их обычно выводили после того, как с пристани уезжала приличная публика.

Матрос, осматривавший опустевшие каюты, прибежал к капитану:

— Так что, прошу прощения, в одной каюте пассажир остамшись!

— Как это? — вынул трубку изо рта капитан.

— Не могу знать!

— Думкопф! Чертячий сын! Идем смотреть!

Пассажир был не то пьян, не то болен, даже капитан не мог определить. Кое-как пассажира растолкали. Он пытался что-то сказать, но язык у него не шевелился, он моргал, его тошнило.

Принесли ему рюмку коньяка, после которой пассажир наконец обрел дар речи.