Друзья слушали Гуса, потупив глаза. Они могли не любоваться лицом магистра, — один его прозрачно-чистый и кроткий голос глубоко очаровывал их. Им казалось, что устами этого человека говорит сама истина — вечная, свободная от всего бренного. В его словах ощущались сила, величественная по своей мудрости, могучая по чистоте и необыкновенная по простоте.
Магистры молчали, словно лишились дара речи. Первым пришел в себя Иероним. Он резко поднял голову, как бы желая освободиться от ноши, непомерно тяжелой для смертного человека. На его красивом, серьезном и мужественном лице, обрамленном длинными волосами, заиграли глаза. Иероним бросил взгляд на руки Гуса — когда магистр говорил, они перестали мять кусочек хлеба. Его ловкие пальцы слепили из мякиша маленькую ложечку.
Иероним улыбнулся:
— Что ты делаешь?
Гус смутился:
— Сами руки сделали. Это у меня с той поры, когда я был еще бедным студентом. Тогда мне не на что было купить себе даже ложку. Я делал ее из хлеба и ел кашу. С последним глотком каши я съедал и свою ложку.
В этот момент заскрипели двери и в зал вошли два человека, одетые в темное. Они показались Иерониму и Якоубеку выходцами с того света, хотя в них легко было узнать профессора Палеча и Станислава. Штепан Палеч был бледен и подавлен. Его скулы нервно вздрагивали, а глаза блуждали. Опираясь на руку Палеча, еле-еле брел Станислав, — губы старика дрожали, а из глаз текли слёзы.
Гус быстро поднялся и пошел навстречу своему старому учителю. Он осторожно подвел его к ближайшей скамье. Станислав грузно опустился на нее. Друзья Гуса смотрели на Палеча. Он стоял возле Станислава скрестив руки и, ни на кого не глядя, сказал сдавленным голосом:
— Король… король взял торговлю индульгенциями под свою охрану…
Лицо Гуса не изменилось. Он подвинул скамью и уселся прямо против своего учителя. Иероним и Якоубек встали и подошли к ним.
Палеч ждал, чтó скажут они по поводу этой новости, и беспокойно поглядывал то на одного, то на другого.
— Значит, не зря у сундуков с индульгенциями стояла королевская стража… — насмешливо сказал Иероним.
Это всё, что услышал Палеч.
— Ну, что же дальше? — спросил Гус.
Палеч оживился, морщинки возле глаз исчезли.
— В таком случае… в таком случае нам не остается ничего другого, как отступить, — выпалил он.
— Кому — нам? — спокойно спросил Гус. — Тебе, мне, нашему учителю? — Он указал на Станислава. — Иерониму? Якоубеку?..
— Нам… университету… Сам понимаешь…
