Как только управление университетом оказалось в руках нашего народа, мы прямо и смело высказались за реформу церкви и созыв Пизанского собора. Увы, собор, который должен был бы навести порядок и избрать одного законного папу, посеял раздор. Теперь за престол наместника Христа и ключи святого Петра дерутся трое. Борьба между ними и разложение в христианском мире не прекращаются. Папы предают друг друга анафеме и вооружаются.
Лихорадочное вымогательство денег и золота на военные походы с целями, чуждыми христианской добродетели, — причина появления в нашей стране комиссаров одного из пап — Иоанна XXIII. Его слуги уже начали широко торговать индульгенциями во всем Чешском королевстве. Эти люди говорят, что только таким путем можно помочь утвердиться законному наместнику Христа на земле, одержать верх над обоими антипапами и восстановить единство церкви.
Итак, на чьей стороне правда?
Я уже говорил о славе Пражского университета. Она не только наполняет наши сердца гордостью, но и возлагает на нас великую ответственность. Нам необходимо выразить свое отношение к продаже индульгенций. Решения университета ждет не только наша страна, но и наша совесть.
Голос ректора замер под сводами высокого зала. Слушатели, еще недавно гудевшие, как пчёлы потревоженного улья, затаили дыхание. Казалось, на всех собравшихся лег груз прошлого, которое снова ожило в словах ректора. Это прошлое теперь будет взвешивать и судить каждое новое слово: достойно ли оно звучать под сводами прославленного зала?
Окончив речь, почтенный старец опустился в кресло и стал оглядывать зал помутневшими глазами. Трудно было поверить, что еще минуту назад они горели необыкновенным воодушевлением и придавали его хилой фигуре горделивую осанку. Люди, сидевшие перед ректором, казались очень спокойными. После речи напряжение в ауле возросло; ослабление его наступило только тогда, когда заговорил новый оратор.
Гус посмотрел на соседей и неподалеку от окна заметил магистра Иеронима, который стоял рядом с магистром Якоубеком. Они улыбались — больше глазами, чем губами. Гус тихонько подошел к ним. На его спокойном и приветливом лице не наблюдалось никаких следов возбуждения, — он оставался таким, каким был в лектории несколько минут назад.
Наконец, пожелал выступить новый оратор — Штепан Палеч. Он волновался. Дойдя до подиума, Палеч остановился возле ректорского кресла и заговорил резким, пронзительным голосом. После воодушевляющей речи ректора слова Палеча зазвучали как-то не в лад с нею и чем-то раздражали ученых:
