Первым блюдом, разложенным по персональным тарелкам на кухне и принесенным каждой девушкой своему аристологу, были маленькие блины, посыпанные мелко нарезанным луком, наполненные икрой и увенчанные сметаной. Что касается Фрица, он начал заниматься в тот день блинами с одиннадцати часов утра, а сметану начал делать в воскресенье вечером. Сметана Фрица очень необычна, но Винсент Пайл не мог удержаться от саркастического замечания. После того как он съел все блины, он заметил, достаточно громко для того, чтобы было слышно по всему столу:
— Новая идея — класть внутрь песок. Умно. Прекрасно для цыплят, так как они нуждаются в гравии.
Мужчина слева от меня, Эмиль Крейс, издатель, прошептал мне на ухо:
— Не обращайте на него внимания. Он в этом сезоне субсидировал три провала.
Девушки, натренированные днем Феликсом и Фрицем, без единого всплеска поднесли зеленый черепаховый суп. Когда они принесли тарелки для супа, Феликс внес суповую миску и каждая девушка черпала из нее. Я сердечно спросил Пайла:
— Опять песок?
Но он сказал «нет, это восхитительно» и очистил тарелку.
Мне стало легче, когда я увидел, что девушки не будут подавать к столу рыбу — камбалу, приготовленную в белом вине с подливкой из грибов и моллюсков, что было одной из специальностей Фрица.
Феликс раскладывал рыбу на вспомогательном столике, а девушки только разносили. После пробы соуса раздался шепот одобрения, а Адриан Дарт, актер, воскликнул: «Превосходно!» Они издавали различные возгласы удовлетворения, и Лейкрафт, адвокат, спрашивал Вульфа, не откажется ли Фриц дать ему рецепт, а в это время сидящий справа от меня Пайл сморщился и со звоном уронил вилку на тарелку.
Я подумал, что он разыгрывает сцену, и все еще продолжал так думать, когда его голова упала и он заскрежетал зубами, но когда его плечи опустились и он прикрыл рот ладонью, мне показалось, что он заходит слишком далеко. Двое или трое из них что-то сказали, а он оттолкнул назад стул и сказал, встав:
— Вы должны простить меня, мне очень жаль, — и направился к двери в холл.
Шривер поднялся и последовал вслед за ним.
Остальные обменялись возгласами и взглядами.
Хьюит сказал:
— Чертовски неприятно, но я собираюсь это закончить, — и он взялся за вилку.
Кто-то спросил, больное ли у Пайла сердце, и кто-то другой ответил «нет». Они все вернулись к камбале, но атмосфера была уже не та.
Когда по звонку Феликса служанки начали убирать тарелки, Льюис Хьюит поднялся и покинул комнату. Он вернулся через пару минут, сел и громко сказал:
