— Ты их мне оставляешь? — недоверчиво спросила она. Я кивнул. — Конечно, беру. А водка?
Наглая баба. Я бы даже сказал — беспредельщица. Я ей вместо себя одного целых двух трахалей оставляю, а она еще и водки требует.
Присев над телом длинного, я охлопал его карманы и вытащил пушку и аж два бумажника. Пушку я оставил себе, а один из бумажников протянул матрешке:
— Держи, ненасытная моя. Здесь не только на водку — даже на закуску хватит.
Второй бумажник изначально был моим — в нем даже документы на мое имя лежали, а потому я поместил его на полагающееся по закону место — во внутренний карман куртки. Матрешка же внимательно изучила содержимое второго лопатника и недовольно заявила:
— А чего это ты их обшариваешь? Если ты их мне оставляешь, то я должна обшаривать.
— С какого это праздника? — удивился я, перебазируясь ко второму пленнику. — Это ко мне гости пришли. В конце концов, то, что тебе нужно, останется при них, — я хлопнул коротышку ладошкой в район паха, и тот заметно вздрогнул. Значит, пришел в себя, а делает вид, что все еще в отрубе. Нехорошо. Я вынул из его кармана ключ от машины и посоветовал: — Ты глаза-то открой. Нам поговорить нужно. И не претворяйся тряпочкой, а то я тебя еще раз по яйцам стукну.
Угроза возымела действие. В чем я, впрочем, с самого начала не сомневался — ведь в мире так мало мужиков, которым плевать на свои яйца.
— Так что ты узнал от Ленивого? — спросил я, пялясь в открывшиеся глаза.
— Ничего, — прохрипел коротышка. — Он мне ту же песню спел. Только у него глазки бегали, поэтому я ему уже не верю. Выберусь отсюда — он мне все выложит. Паяльник в очко засовывать не зря придумали.
Я поперхнулся. Радикальный товарищ, ничего не скажешь. Бедный, бедный Ленивый. Впрочем — чего я так распереживался? По всему выходило, что я до него первым доберусь. Вытяну нужную информацию — и пусть коротышка развлекается с ним, как хочет. Хоть паяльником, хоть, натурально, лампой Аладдина. Мне будет уже все равно. Но слегка урезонить тело у моих ног все же не мешало.
— Если выберешься. Если тебя вот эта баба не затрахает в бычью шкурку.
Он посмотрел на матрешку и тоже поперхнулся. Один-один.
— А куда делся мой кореш, с которым мы к «Колизею» разбираться ездили, Ленивый не сказал? Ведь это он его спрятал куда-то, однозначно.
— Нет, не сказал, — в голосе коротышки уже не было визгливых ноток. Одна сплошная безнадега. — Да мы и не спрашивали.
— Ясно, — я не стал упорствовать. А зачем? Четыре Глаза был им изначально неинтересен. Их интересовал я — как предполагаемый виновник разрушения «Колизея» и потенциальный многомиллионный должник. — Меня, получается, Лора вломила? — Он кивнул, и я кивнул в ответ. Молодец баба. Развела, как ребенка. — Машину у входа оставили? — Он снова кивнул, и я поднялся.
