— Слушай на меня, ты, шлимазл. Ты, вообще, помнишь, кто я такой?
— Ну да! Я уже говорил! — взвизгнул он. Явные подвижки в нужном направлении.
— Замечательно. Теперь — очень внимательно, потому что нам нужна только правда. Очень правдивая взаправдашняя правда. Ты помнишь, что я был вчера не один?
— Да!
— Ян, ставь на дереве пару зарубок. Этот хуцпан на два вопроса правильно ответил. — Литовец пару раз чиркнул чем-то по дереву, и я продолжил. — Так вот. Гражданина, который был со мной, мы называем Четыре Глаза. Где он, падла?!
— Я не знаю! — Леня вытаращил глаза и стал похож на поросенка, переевшего забродивших отрубей.
— А если подумать?
— Я не знаю!
Ян резко взмахнул рукой, и, к моему удивлению, на щеке у пленника заалела полоса длиной сантиметров в пять. Сам пострадавший, кстати, удивился этому не меньше меня. Спорю — сейчас он почти готов был поверить в версию о злой секте правдолюбов, расчленяющей тех, кто говорит неправду. Настолько готов, что даже на визг от усердия перешел:
— Да не знаю я! Говорю же — не знаю!
Рука Литовца снова метнулась было к его рожице, но я перехватил ее.
— Ладно, Литовец. Я ему поверил. Он же всего лишь шестерка в клубе. Ему человеков похищать резону нету. Зато он может знать того, кто это сделал. Правда, Леня?
— Чего? — вздрогнул тот. Слез в его голосе еще не было, а вот сопли уже присутствовали.
— Понимаю. Головой отупел. Давай начнем сначала. Что там случилось вчера? Что за хипеш устроил наш дружбан?
Леня как-то сразу насупился, раздул щеки, мгновенно высох глазами и носом, и угрюмо проговорил:
— Да борзеть ваш очкарик начал…
Договорить я ему не дал. Вернее, даже не я, а моя рука, у которой, как оказалось, самоконтроля было даже меньше, чем у меня. Она распсиховалась и погрузилась в Лёнин живот аж по самое запястье. Тот согнулся, что-то булькнул, а я, чтобы хоть как-то оправдать невоздержанность конечности, объяснил:
— А вот так говорить не надо. Наш корешок хоть и без вести пропавший, но все еще горячо любимый нами человек. Так что называй его как мы — Четыре Глаза. А лучше вообще местоимениями обойдись.
Ян взял пленника за ворот и резко выпрямил. Тому было очень трудно стоять ровно, но он героически держался, потому что не хотел повторять в живот.
— Рассказывай, — спокойно предложил Литовец.
— Он… Он жену Ломанова кадрить начал, хозяина нашего, — в голосе Лени снова присутствовало. Если не паника или ужас, то страх — точно. — За жопу лапал, целоваться лез. Ему и объяснили, что так нельзя.
