Ураган пронесся по Элладе, валя деревья, срывая крыши, но не смог превзойти по силе смятение, порожденное вестью о смерти царя в умах людей по обе стороны незримой черты, до срока прикрытой невесомыми клятвами, а теперь багровеющей на глазах, наливающейся кровью и яростью.
Из каждого полиса, поклонившегося македонянам, нахлестывая коней, мчались на Истм, в Коринф, депутации. Новый всеэллинский съезд собирался в куда большей спешке, чем два предыдущих. Послы пребывали в неуверенности, задавая друг другу один и тот же вопрос: "Что делать?"
"Я скажу, что делать!" – возвестил город Паллады устами Демосфена.
Заскрипели снасти, вспенили водную гладь весла триер и понеслись буревестники на острова Эгеиды, в Ионию.
"Где деньги?" – вопрошал Эсхин.
Полмесяца не прошло, появились у Демосфена и деньги и гоплиты и полководцы. Персидская эскадра под командованием флотоводца Фарнабаза подошла к берегам Аттики у Марафона и на берег сошли полторы тысячи наемников во главе со стратегом Харидемом, известнейшим ненавистником македонян, вынужденным бежать от Александра к персам. Теперь он вернулся, одолеваемый жаждой мести, да не с пустыми руками, а с воинами и тридцатью талантами персидского золота, задатка Дария Афинам на войну с Македонией. Афинам – не Демосфену, и город взял это золото.
Сто афинских триер могли выйти в море на схватку с македонским флотом. Пятьдесят из них немедленно отправились к Геллеспонту, забрать войска Коринфского союза, которых после бегства македонских начальников возглавил известный предводитель наемников Леосфен.
Первыми, кто преодолел страх перед тенью македонского царя, стали этолийцы. Они выставили пять тысяч гоплитов. К ним присоединились фокейцы и жители Локриды, в числе невеликом, но обладающие достоянием, способным уравновесить ничтожное войско с сильнейшим. Фермопилы, Теплые Врата, однажды, много лет назад, ставшие вратами огня для бесчисленных ратей Ксеркса, вновь наполнялись войсками. Наемники Харидема спешили к ним, как и авангард афинян, двадцать тысяч которых сняли щиты со стен своих домов и проверили остроту наконечников копий.
Немалое удивление у делегатов съезда вызвало появление в Коринфе Агесилая, брата спартанского царя Агиса. Все были уверены, что спартанцы, по своему обыкновению, останутся в стороне от общеэллинских проблем, однако Агесилай, получив слово, коротко заявил, что Спарта присоединит свое войско к новому Коринфскому союзу, который уже назвали Третьим.
