Свержение французского императора активизировало в Англии все радикальные силы. 19 сентября 1870 года толпа, напялив фригийские колпаки, вопила: «Да здравствует английская республика!». В то время газеты писали о королеве как о какой-то «наседке», которая, чтобы обеспечить своих детей, а их было девять, появляется в парламенте лишь затем, чтоб «без конца трясти ящиком для сбора пожертвований, словно нищенка выпрашивая подаяние для королевской семьи». Суинберн писал республиканские оды, а Спенсер, самый влиятельный философ, когда его попросили поделиться мнением о королевском доме, ответил: «Меня нисколько не интересуют преступные классы». В 1873 году в Англии уже существовали пятьдесят республиканских клубов. Очень влиятельные голоса (среди них, например, был и голос Чемберлена, отца Невилла Чемберлена) заявляли: «Теперь республика неизбежна даже при жизни нашего поколения: Англия сейчас представляет собой аристократическую республику с демократическим правительственным аппаратом и наследственным церемониймейстером. У последнего члена парламента больше законодательной власти, чем у короны». Сына Виктории Эдуарда, принца Уэльского, ненавидели так сильно, что пресса писала: «Ему не следует позорить страну, став в будущем королем». Когда после смерти мужа королева Виктория на несколько лет удалилась от дел и жила в уединении, все открыто обсуждали вопрос, почему же англичане оплачивают ее скорбь. Потребовалась внезапная болезнь принца Уэльского, чтобы пробудить в гражданах Британии жалость к несчастной матери, но радикалы и тут не желали проявлять лояльность, ядовито замечая о «великой эпидемии верноподданнического тифа».
Человеком, который спас монархическую идею в Англии и переломил ситуацию в пользу Виктории, был Дизраэли: он создал славу королевы Виктории, и в годы, решающие для судьбы монархии, победил Гладстона — а тот был вполне способен учредить республику. Созидание Империи и особенно романтический титул императрицы Индии, присвоенный себе Викторией вопреки воле премьер-министра, переход от мирной свободной торговли к империализму, мысль привести рабочих и их хозяев к признанию Империи, организовав поставки дешевого сырья из колоний, — все это изменило настрой страны и вновь укрепило связи между народом и короной. И этот человек, который на семьдесят лет (от своего времени вплоть до нашего) упрочил положение неустойчивого королевского дома Англии, превратив его в связующее звено между многими и многими странами, этот человек не был англичанином, он, согласно принятой сегодня терминологии, являлся «иностранцем по происхождению».
