— Два, два бальзама.
Тут я уточняю:
— Три. Глиняных. А один запасной.
Ленхен говорит:
— Маленький.
На том и порешили. За это мы до самого нашего отъезда из Риги бухать не будем. И мама подумает, что Серега, жених ее дочери, трезвый, положительный человек. Равно как и друг его Яша.
Долго ли коротко — пережили мы весь этот ужас. В день отъезда Ленхен выдвинулась на улицу, значительно посмотрев в нашу сторону. Мы вышли на балкон, Беломор покурить и увидели, как ее высокая, стройная фигура пересекает площадь, стремясь непосредственно к гамазину, виляя узкими бедрами, и как вскоре движется на высоких каблуках обратно, уже бережно держа полную авоську.
Потом она отозвала потихоньку Серегу в угол и, один за другим, передала ему в руки три глиняных бутилена, бутиленами коричнево блеснув. Принимая каждый бутилен, два больших и один маленький, Серега удовлетворенно кивал, и я тоже, стоя рядом, умиротворенно урчал.
Ленхен сказала:
— Я провожу вас на вокзал.
Но мы бурно запротестовали. Серега сказал:
— Не люблю затягивать прощанье.
К тому же, мы вовсе не на вокзал выдвигались, а на трассу, намереваясь отрезок до Вильнюса классическим автостопом пройти. Был уже вечер. Мы думали вырваться из города как можно дальше, пока светло, и заслипить где-нибудь в соломенной скирде, с рижским бальзамом, глядя на звезды и печальные огни латышских хуторов, слабо дрожащие вдали. Но, как выяснилось, нас ждала иная судьба.
Жених и невеста скромно поцеловались, мы поблагодарили маму и галантно прильнули к ее руке, щелкнув от наслаждения каблуками. Мама была очень довольна, что у дочки такой обходительный, трезвый жених, а у жениха — такой вежливый, трезвый друг.
Едва выйдя за порог, мы, не сговариваясь, ракетами ринулись по лестнице, но не вниз, а вверх, на следующий, шестой этаж. Там, на подоконнике, мы достали свой бальзам, каждый по большому глиняному бутилену, и быстро, с жадной решительностью их выпили, почти не отрываясь, из горла.
Закурили Беломор. Вот тогда бы Сереге и сказать:
— Маленький, беззащитный пипл.
Но ничего Серега не сказал, только молча третий бутилен, запасной, из сумки достал. Но третий бутилен — хоть и маленький — уже с трудом прошел: все-таки крепкий сорокапятиградусный напиток, тем более, после такого перерыва.
Дальнейшее я помню смутно. Вроде, как всегда, Яшины рассказы друг другу рассказывали, делали пфиу в мусоропровод и мимо, а затем — по программе.
Просыпаюсь и вижу: стоит передо мной Ленхена мама. Она к соседке пошла, что-то вроде за луковицей, и на нас наткнулась. А было это уже наутро следующего дня, когда по ее представлениям, мы уже очень далеко должны были быть. Но нет: оказывается, мы близко — тут, в Ленхена подъезде, всю ночь Нина кричали.
