Общее настроение в политических верхах всех республик, еще формально входивших в СССР, сводилось к тому, что Союз как таковой уже нежизнеспособен. Центр в их глазах представлялся смертельно больным родителем, у одра которого шла циничная борьба за раздел имущества. Какие-то опасения сохранялись из-за неизбежности катастрофических последствий разрыва экономических связей, и эти опасения продолжали подпитывать в течение всей осени и начала зимы 1991 года слабые надежды на сохранение общего экономического пространства. Был даже подписан Договор об экономическом сообществе, создан временный комитет по управлению народным хозяйством, но все страхи за благополучие десятков миллионов простых людей, за цивилизованное будущее своих стран отступали перед напором политического честолюбия, националистического угара и личных амбиций. Августовский "путч" только усилил скорость распада. Личный авторитет Горбачева давно был окончательно утерян, после августа он потерял единственную политическую опору - Коммунистическую партию - и теперь нескоординированно махал ручками и ножками в пустоте, пытаясь только сохранить за собой лично хоть какую-нибудь видимость верховной власти.
В первых числах сентября 1991 г. был созван внеочередной Съезд народных депутатов СССР (пятый по счету и последний в истории этих съездов). По свидетельству очевидцев, это был уже съезд сепаратистов, разбитых по национально-территориальным квартирам. Депутаты съезда, еще недавно выступавшие за сохранение СССР, за уважение суверенной воли народа, выраженной на мартовском референдуме, теперь наскоро перекладывали рули своего политического курса и прятались под зонтик воинствующего национализма.
В специальном заявлении, которое зачитал перед депутатами съезда Н. Назарбаев, от имени президента СССР и 10 согласившихся с ним руководителей отдельных республик предлагалось подготовить Договор о Союзе Суверенных Государств, в котором каждая из республик "будет самостоятельно определять форму своего участия в Союзе". Было предложено обратиться в ООН о признании союзных республик субъектами международного права и т. д. И все-таки неисправимый болтун М. Горбачев в заключительном слове по привычке заявил, что "съезд оказался на высоте, принял оптимальные для нынешнего момента решения, заложил фундамент будущего СНГ".
До самого декабря 1991 г. продолжался агонизирующий процесс поисков спасения Союза в какой-либо форме. В ноябре в Ново-Огареве, в бывших дачах Управления делами ЦК КПСС, возобновился процесс консультаций между представителями республик по вопросу о проекте Союзного договора, но ситуация становилась с каждым днем все хуже и хуже. Украина демонстративно устранилась даже от участия в этих консультациях. Б. Ельцин немедленно использовал этот фактор для укрепления своей позиции. Он заявил, что если Украина не подпишет новый договор, то и Россия этого делать не будет. Один сепаратист нахлестывал другого, каждый норовил обскакать друг друга. Но все-таки все поглядывали на пример России, которая стояла во главе всей борьбы с Центром и его структурами. Б. Ельцин выбивал одну за другой все опоры союзного правительства. Он уже давно издал указ о подчинении всех союзных структур республиканским, стал инспирировать слухи о том, что союзное правительство обязано платить высокую арендную плату за помещения, которые оно занимает в Москве и других российских городах. Когда Горбачев, действовавший бессвязно, как в сомнамбулическом сне, распорядился напечатать несколько миллиардов рублей (деревянных, необратимых), закупив для этого за дефицитную валюту бумагу, краски и пр., Ельцин распорядился взять под российский контроль золотой запас страны и рассмотреть в срочном порядке вопрос об отделении банковской системы России от союзной. Сама по себе ситуация, когда в Москве действовали два правительства - российское и союзное - два президента, власть которых уже не признавалась за пределами РСФСР, была абсолютным нонсенсом. Развязка неуклонно приближалась. Между тем Горбачев, казалось, полностью утратил способность адекватно воспринимать и оценивать обстановку. Он как ни в чем не бывало ездил в Мадрид на конференцию, посвященную разрешению ближневосточного кризиса, затем нанес визит французскому президенту Миттерану... В эти же предсмертные для Союза дни он умудрился написать никому не нужную брошюру о своем "заточении" в Форосе, где на 72 страницах пытается доказать свое алиби в деле ГКЧП. По Москве плывут слухи, что за эту брошюру американские издатели заплатили ему полмиллиона долларов. Американцы вообще активно подкармливают всех политавторов, которые топчут и клянут вчерашний день страны и свой собственный. Два прокурора - Степанков и Лисов, - которые вели дела арестованных по делу ГКЧП, нарушая тайну следствия и принцип презумпции невиновности, сразу же публикуют известные им показания арестованных и свидетелей, также фабрикуют грубо обвинительный опус и публикуют его за рубежом за крупные гонорары. Вадим Бакатин, выполнивший заказ на развал КГБ и передавший американцам технологические секреты о новейшей системе аудиоконтроля, установленной в помещениях строящегося в Москве здания посольства также публикует свои "мемуары", а потом похваляется, что он получил за это 100 тысяч долларов, на которые и построил себе дачу. Ельцин, ревностно относящийся к любым шагам Горбачева, в том числе и к его денежным заработкам, дает согласие своему лондонскому литературному агенту Энрю Нюрнбергу сочинить свои собственные мемуары, но уже за семизначный гонорар. Пошло-поехало! Литературное "наследство", оставшееся от тех дней и вышедшее из-под пера руководителей и активистов "демократической" революции, не имеет ничего общего с отражением реальной обстановки в стране в то время. Оно было продиктовано стремлением оправдаться в глазах Запада в своих "коммунистических заблуждениях" в прошлом, заявить о себе как о борце за "свободу и демократию" и, самое главное, заработать на этом приличные деньги. Все эти "труды" писались под вкусы западного читателя и под договоры с западными издателями. Крупные гонорары были скрытой формой оплаты политических услуг, оказанных этими авторами Западу. На российском книжном рынке эти опусы появились значительно позже и не вызвали практически никакого политического эффекта.
