Я чувствовала себя бездомной собакой, которая не любит своего хозяина, но только за то, что он ее кормит и иногда гладит по шерсти, возвращается к его ногам. И я возвращалась к ногам того, кто так или иначе виновен в смерти моей сестры. Да, не он стрелял, но он принадлежал к тому народу. Он был моим врагом, но он же стал моим хозяином.
Когда я пришла в город, уже стемнело. Я быстро дошла до дома, и стараясь не шуметь, вошла через заднюю дверь. Но проскользнув незамеченной в свою комнату, я к своему ужасу обнаружила там Генриха. Он сидел на стуле возле окна, в руке его блестел пистолет. Едва я вошла, он поднялся и направил оружие на меня. Я замерла. Генрих тоже не шевелился.
— Где ты была? — гневно спросил он.
Я не отвечала.
Генрих шевельнул пальцем, раздался щелчок. Генрих повторил вопрос более настойчиво.
Я продолжала молчать. Я смотрела на него неподвижным взглядом, прямо в глаза, прямо в самую глубину его черной души и мысленно молила выстрелить.
Возможно тогда, он почувствовал мою решительность, и выругавшись убрал пистолет. Сделал шаг в мою сторону, занес руку и со всей силы ударил меня по лицу. Я не шевельнусь.
— Никогда больше так не делай! — рявкнул он и выскочил из моей комнаты, оттолкнув меня в сторону.
Я проводила его пустым взглядом. Когда его шаги стихли, я плотно закрыла дверь и в слезах бросилась на кровать. Я проплакала всю ночь, пытаясь унять дрожь и боль терзающую мое сердце.
Утром я вновь проснулась раздавленной и усталой. Но собравшись с силами заставила себя подняться, умыться и пойти на кухню. С того дня, я поняла, что та часть моей прошлой жизни, в которой я умела любить и смеяться, умерла навсегда и теперь похоронена вместе с Соней, в безымянной могиле, под деревянным крестом с красной шелковой лентой.
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву, и тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне!
(Ю.Друнина)
Пришла зима. Снег засыпал все улицы Смоленска, ведь природе невдомек, что идет война, она следует своим установленным правилам и законам. Как оказалось, немцы не очень-то любили зиму, что не могло не стать поводом для очередного злорадства.
Все это время, немцы продолжали отлавливать по всему городу евреев и сгонять их в гетто. Я с ужасом наблюдала за тем, как из прекрасных и образованных людей, оставшиеся и уцелевшие жители города, превращались в зверей и преступив все свои жизненные принципы, за кусок хлеба начали охотиться на ставших вдруг ненавистными евреев.
