— Сара! — радостно воскликнула я, щупая ее руку.
— Анечка, — растянулась она в улыбке, хватая меня второй рукой. — Как ты, душа моя? Где ты?
Я заметила на плече у Сары отличительную эмблему, желтую звезду. Я никогда не думала о том, что она и ее семья евреи. Мне было все равно. Никто прежде не выделял их из толпы. В первую очередь, все они были — людьми. Я осторожно коснулась рукой грязной тряпки, мне так захотелось сорвать с нее этот позорный и уничтожающий знак. Но я поняла, что могу навлечь беду на нас обеих.
— Как ты живешь? — осторожно спросила я.
— Как еврейка. — С усмешкой ответила Сара и бросила злобный взгляд на прогуливающихся рядом немцев.
Слезы застыли у меня в горле.
— Что они делают с вами?… разве так можно?… Сара… скажи мне, что происходит в этом мире?…
Сара притянула меня к себе и заботливо погладила по голове.
— Тише… не плачь. Ты ничего не изменишь. Все уже решено.
Я отстранилась от нее.
— Что решено? О чем ты говоришь? Скоро придут солдаты и они спасут вас! — с надеждой воскликнула я.
— Никто не придет, Аня. Они бежали, и говорят, что всех кто оставил Смоленск, арестовали. Возвращаться уже некому. Ты ведь помнишь, что те, кто попадает к ним, обратно не возвращаются. Все кончено, Аня. Никто не придет нас спасать. Все кончено. В Германии евреям не жить, это все знают. Надо было бежать, надо было заставить отца… чего он добился… глупец!
— Сара, отец! — вспомнила я. — Где твой отец! Когда я видела его в последний раз, Соня была с ним. Где они?
Сара посмотрела на меня взглядом, с которым мы обычно сообщали родственникам погибших дурные новости. Сердце мое похолодело и кровь, будто застыла в жилах, я крепко схватила ее за руку и затаила дыхание, ловя каждое ее слово.
— А ты разве не знаешь? — скорбно спросила она.
— Нет…
— Их убили. В тот же день, когда поймали… Мы с мамой нашли их тела у госпиталя, и отнесли на кладбище… Мы похоронили их как могли.
— Нет… Соня… — только и смогла произнести я.
Соня прижала меня к себе, и обхватила мою голову, шепча слова утешения. Но от этого не становилось легче. Рыдания разрывали меня изнутри, мне хотелось кричать и рвать на себе волосы… вот почему я не нашла ее тела у развалин. Но разве могла я знать, когда оставляла ее там, что все закончится именно так. Почему немцы забрали меня? Я знала немецкий — могла пригодиться. Почему они не взяли мою сестру? Она была с евреем, не знала немецкий, и не принесла бы изуверам никакой пользы. Мне кажется они даже не разбирались, была ли она настоящей еврейкой, просто спустили курок и оборвали ее жизнь. А я… осталась теперь совсем одна… И только я виновата в ее смерти, ведь помешала ей вовремя бежать из города… я убила свою сестру. Сначала ее, а потом ту еврейскую семью. Я такой же зверь, как эти — ничем не лучше…
