Отойдя на приличное расстояние от дома генерала, я догнала мальчика и тронула за плечо. Он испуганно сжался, но все же обернулся.
— Чего тебе? — смело спросил он, смиряя меня любопытным взглядом, и видимо он узнал меня, так как лицо его вдруг натянулось, а руки в карманах напряглись. — А, это ты…
Я услышала презрение и ненависть в его голосе. Он знал, что я работаю в доме врага, пусть и не по своей воле. Я протянула ему ломоть хлеба и кусок сыра. Мальчик смерил меня хмурым взглядом, в нем боролось чувство долга перед умирающей от голода семьей и ненависть ко всему что связано с гонителями его народа. После недолгих раздумий, он все же принял решение. Протянул руку, и схватил скудный паек. Быстро пихнул его в карман и собирался уйти. Я остановила его.
— Я могу оставлять для вас еду. В доме генерала много продуктов, думаю, он не заметит. — Я говорила ласково, боясь спугнуть ребенка.
Он нахмурился, недовольно поморщился, но понимая, что получая еду от меня, сможет избежать множества проблем, согласно кивнул.
Я просияла от радости, что хоть как-то смогу помочь этим несчастным людям.
— Каждое утро, я буду выносить вам корзину с провизией, и оставлять в разрушенном доме, справа от вашего убежища. Корзинку буду забирать вечером. Если вдруг вам понадобится что-то еще, просто оставь в корзинке записку.
Мальчишка кивнул и мы разошлись. С того дня, я стала пособницей евреев. Каждое утро, я собирала скудный паек для неизвестной мне еврейской семьи. В него входило: несколько отварных яиц, бутылка молока, хлеб, и глиняный горшок, с оставшимся после ужина жаркого или супа, когда появлялась возможность, я докладывала в корзину сыр, творог или масло, но часто делать этого не могла, так как в нашем доме кисло молочные продукты были такой же редкостью.
Утром, вынося мусор, я относила корзину с едой в уговоренное место, а вечером, отправляясь за молоком, корзину забирала. Делала я все это настолько незаметно, что ни разу не привлекла внимания Рихарда или охраны.
Однажды в корзине я нашла золотое украшение. Кулон на золотой цепочке, в виде розы, с инициалами «О.Ф.». Я вернула украшение с утренней посылкой, в записке написала, что благодарностью будет здоровье неизвестной мне семьи. Больше подарков они не присылали.
Так продолжалось почти месяц. Тогда я еще не знала, обо всех ужасах, что творились в гетто, и не могла понять истинной угрозы, нависшей над неизвестной мне семьей. Я слышала, что немцы сгоняют евреев, но не могла поверить, что положение несчастных настолько ужасно.
