— Кое-что. Что касается Виктора, то ему в последнее время Фортуна ничего, кроме саркастической ухмылки, не показывала. Они с Булатовым были, так сказать, товарищами по несчастью, так что не мог Иваныч винить Витю Аристова в своей смерти. Николай Кузьмич не только уехал в областной центр, но и перепрофилировал там свой бизнес — занялся продюсированием какой-то юной, но уже подающей надежды певички. Так что у Булатова вряд ли были с ним в последнее время точки соприкосновения. В итоге под подозрением остаюсь только я один, — горько усмехнулся Ариша. — Не знаю, может, Иваныч не смог мне простить именно те пятьдесят тысяч…
— Ну что такое ты говоришь? — Я постаралась приободрить деда, в виновность которого уже не верила.
— А что еще я могу тебе сказать? — развел он руками. — Все правильно, любой человек, мало-мальски вхожий в нашу среду, прочитав ту записку, сразу укажет на меня. Так что я на твоего однокашника не в обиде. Что у него было на уме, то оказалось и на языке. Было бы гораздо хуже, если бы он промолчал. И для нас и для него. Носить в себе подозрения и обиды не так просто.
— Ариша, а что если кто-то хотел тебя подставить? — озвучила я мысль, подсказанную мне вчера Крючковым.
— Ну кому это надо? — В голосе моего прародителя отчетливо слышался скепсис. — Я вроде никому не переходил дорогу, по крайней мере в последнее время…
— А вот я переходила, и не раз, — заметила я. — Вдруг это мне кто-то решил отомстить, причем моими же методами? Я даже не удивлюсь, если Булатов не сам в петлю залез, а его туда засунули, а перед этим заставили накарябать записку. Только по случайному стечению обстоятельств она не попала в руки правоохранительных органов. Если бы не Ярцев, то ходить бы тебе, Ариша, в Следственный комитет на допросы…
— Если так, то в самое ближайшее время надо ждать очередной нападки, эта ведь, по существу, провалилась. Полетт, у тебя уже есть предположения, кто именно мог объявить тебе войну? — поинтересовался дедуля, удивительно быстро согласившийся с Женькиной версией.
— В том-то и дело, что конкретных подозрений нет. Даже если отбросить тех, кто в результате моих актов возмездия оказался на зоне или в психушке, то остается человек десять, если не больше. Каждый из них мог озаботиться вопросом, кому он обязан своими неприятностями, и логическим путем прийти к выводу, что их автор — это я…
— И что же теперь делать? Сидеть и сложа руки ждать следующего удара? — Ариша стал нервно теребить бородку. — Полетт, пойми, я не за себя переживаю, а за тебя.
