Да, если случай позволит нам спастись, я не хочу, чтобы маленькая аполлонианка вспоминала с огорчением о своем очаровательном острове! Я уже обдумываю, что всего лучше поселиться в уединенном домике на берегу Средиземного моря...
Если удастся спастись!.. Пока еще далеко от спасения. Я пользуюсь сном Тозе, чтобы определить запас бензина: его почти уже нет, едва наберется с дюжину литров. Торопясь перелететь Саргассово море, я довел скорость «Икара» до максимума, она превысила триста километров в час и расход бензина оказался слишком высоким по сравнению с пройденным расстоянием.
Холодный пот выступил у меня на лбу и инстинктивно мои глаза обратились к горизонту, но попрежнему там ничего не было видно. Уже солнце начало склоняться к закату, и несколько белых облачков, гонимых пассатами, неслось по бледному небу; я следил за их бегом; они быстро удалялись к берегам нового мира, к Бермудскому архипелагу, которого я не достиг и никогда не достигну!
Я хладнокровно соображал свои шансы на спасение. Я должен был находиться недалеко от пути, по которому следуют пакетботы, поддерживающие сообщение между портами Западной Европы, Антильскими островами и Центральной Америкой. «Икар» терялся ничтожной точкой на просторе океана, он был совершенно незаметен в сильном блеске солнечных лучей; его трудно было различить издали, тем более, что крылья его были расположены горизонтально...
Вот и вечер наступил. Вокруг меня царило странное спокойствие экваториальной ночи; медленно восходит луна, бросая на все бледный дрожащий отблеск. Недвижимый, я жду; пелена сумрака как будто умиротворила мои чувства, я ощущаю беспредельный покой, в котором теряется всякое представление о реальном мире.
Какое-то оцепенение охватило меня, хотя я лучше, чем кто-нибудь, знал, что ожидает меня, если никакое судно не придет мне на помощь; а, между тем, я чувствовал себя до странности спокойно. И удивительное, необъяснимое явление: в моем мозгу с непонятной настойчивостью теснились незначительные эпизоды из дней моей юности... Но носящиеся над поверхностью воды предутренние туманы, возвещая наступление утра, рассеивают полудремоту мечтательного забытья.
Крик или, скорее, заглушенный стон раздается подле меня. Тозе пробудилась; в тревоге она хватается за аллюминиевые стенки.
Я молча с печалью смотрю на нее. Как она бледна и слаба! Мое сердце сжимается от жалости; я не думал, что так люблю эту бледную крошку; я близко и навсегда связан с ней, а она меня любит, как сверхъестественное, непонятное существо.
