Мы дошли до конца туннеля, и она толкает тяжелую деревянную дверь открывая ее плечом. За ней шумный, яркий мир. Комнату освещает маленькие, яркие лампы на веревках, а веревки настолько крепкие, что сеть из желтого и белого покрывает потолок.
На одном конце комнаты деревянная столешница с яркими бутылками за ней, и море стекол поверх нее. На левой стороне комнаты столы и стулья, справа группа людей с музыкальными инструментами. Музыка наполняет воздух, и единственные звуки, которые я узнаю,- из моего ограниченного опыта с Дружелюбием -это оборванные струны гитары и барабаны.
Я чувствую, что стою под прожектором, и все смотрят на меня, ждут от меня движения, речи, чего-то. Какое то время трудно услышать что-нибудь из-за музыки и болтовни, но через несколько секунд я привыкаю, и я слышу, Ниту, когда она говорит :
- Сюда!
- Выпить хочешь?
Я собирался ответить как раз когда кто-то вбежал в комнату. Он не высокий и его футболка висит на нем и явно велика на 2 размера. Он жестами показал музыкантам выключить музыку, они так и сделали, но достаточно медленно для него и он закричал, - Время приговора!
Половина комнаты вскакивает и бросается к двери. Я вопросительно смотрю на Ниту, и она хмурится, образуя складку на лбу.
- Какого приговора? - говорю я.
- Маркуса, без сомнения, - отвечает она. И я бегу.
Я бросаюсь обратно вниз по туннелю, в поиске открытых пространств между людьми и проталкиваюсь, если их нет. Нита наступает мне на пятки, призывая меня остановиться, но я не могу остановиться. Я отделился от этого места и этих людей, и от моего собственного тела, и, кроме того, я всегда был хорошим бегуном.
Я беру лестницу в три подъема, вцепившись в перила для баланса. Я не знаю, почему я так возбужден - может из-за обвинительного приговора Маркуса? Его освобождения? Стоит ли мне надеяться, что Эвелин признает его виновным и казнит его, или стоит надеяться, что она пожалеет его? Я не могу сказать.
Для меня любой исход одинаков. Все равно либо злоба Маркуса или маска Маркуса, злоба Эвелин или маска Эвелин .
Мне не обязательно помнить, где диспетчерская, люди в коридоре сами ведут меня к ней.
Когда я уже здесь, я пробираюсь в начало толпы и вот они, мои родители, на половине экранов. Люди расступаются передо мной, что-то шепча, за исключением Ниты которая стоит рядом, переводя дыхание.
Кто-то увеличивает громкость, так чтобы все могли слышать их голоса. Звук их голосов трещит, искаженный из-за микрофонов, но я знаю голос своего отца; я слышал, как он меняется в нужное время, повышается в нужных местах. Я практически могу предсказать его слова, до того как он произнесет их.
