— Действуй, лейтенант, флаг тебе в руки.
По дороге в Горсовет Федор размышлял, почему в Аномалии все предметы поутру возвращались к тому единственному состоянию, в котором они находились в крайний день, а в куполе Норы он заметил десятка два дырочек. Похоже, кто-то пристреливался. Неужели преступление задумывалось заранее?
В Горсовете референт протянул перечень граждан, родившихся в аномальных зонах, и с некоторой обидой заметил, что составил его вчера, а сегодня пришлось по новой восстанавливать.
— Ну, извини, — сказал Федор, просматривая список. Граждан оказалось не густо, на две с небольшим страницы. Фамилия, инициалы, домашний адрес и телефон. Надо сверить с планом города, проверить, кто живет поблизости.
— Нормально? — поинтересовался референт.
— Халтурите, молодой человек, — со вздохом сказал Федор. — Почему инициалы, а не полное имя-отчество?
— Так программа сделана, — быстро ответил Анатолий. В глазах его ясно читалось: врет.
— Тогда проверим по базе. Как имя-отчество гражданки Кротовой А.А.? Ну смотрите же.
Референт отвел глаза.
— Амалия Анатольевна, — пробормотал он. — Кротова по первому мужу.
— Так-так. Сокрытие персональных данных. И где сейчас гражданка бывшая Кротова?
У референта покраснели уши.
— Не знаю. Ушла.
Федор приблизился к референту вплотную, схватил его за грудки и легко приподнял над полом.
— Не ври представителю закона. Знаешь! Смотреть в глаза! Сейчас ты меня к ней отведешь.
Референт задергался, захрипел, замотал головой. Воротничок сдавил ему горло. Федор как следует встряхнул референта и поставил обратно. Тот согнулся, обхватив руками горло, закашлялся. Изо рта потянулась длинная прозрачная нитка слюны.
Снег рванулся навстречу, едва они повернули к реке. Сухая крупка холодно обжигала щеки и нос.
— Сюда, — хрипло сказал референт. — Направо, за церковью. Второй этаж, палата двенадцать. Можно я не пойду? Мне плохо, мутит.
— Нельзя, — отрезал Федор.
Городская больница летом, наверное, утопала в зелени, а сейчас голые деревья вокруг производили мрачное впечатление. Внутри встречали тоже, мягко говоря, неприветливо. В палату Федор прорвался буквально с боем: «не приемный час, почему без бахил, корпус тяжелобольных и умирающих, нельзя без специального разрешения».
Возле кровати под развесистой капельницей сидела Амалия и держала за руку лысенькую девочку лет десяти в марлевой повязке. Другую Амалину руку сжимал в ладонях — кто бы мог подумать! — герр профессор. У профессора на лице застыла мина приличествующего моменту сопереживания. Завидев Федора, он отцепился от Амалии и вышел в коридор.
