— Как вы себя чувствуете, Петр Петрович?
Петр Петрович обернулся. Перед ним, сняв шляпу и слегка согнувшись в полупоклоне, стоял Черкас.
— Спасибо, — ответил Петр Петрович. — Я себя хорошо чувствую.
Он усмехнулся вдруг и, неожиданно даже для себя самого, с некоторым раздражением прибавил:
— Это дома из меня больного делают, а я здоров.
— Как больного? — почти с испугом вскричал Черкас. — Разве вы жалуетесь на что-нибудь?
— Я же вам говорю, что здоров, — с досадой ответил Петр Петрович. — Просто скучно что-то, тоска. А им уж кажется бог знает что.
— А вы к доктору не обращались? — спросил Черкас.
— Обращался. Я недавно у доктора был. Он мне вот гулянье прописал. Я и гуляю, видите.
Черкас очень пытливо посмотрел на Петра Петровича, — впрочем, может быть, это только показалось в темноте.
— Вы домой направляетесь? — снова меняя тон на равнодушный спросил он, словно между прочим.
— Домой, — устало ответил Петр Петрович. — Куда ж и идти-то?
— Можно зайти куда-нибудь, — так же равнодушно, между прочим, сказал Черкас. — Я часто после театра куда-нибудь захожу.
— А разве открыто что-нибудь? — с любопытством спросил Петр Петрович.
— Конечно. Да вот как раз пивная. Тут можно пива выпить и закусить. Музыка играет, и даже, кажется, программа какая-то есть. Тут иногда бывает довольно весело. То есть не то чтобы весело, а смешно. Народу много всякого. Да, впрочем, хотите — зайдем на минутку, посмотрим и уйдем. Мне завтра тоже рано вставать.
Петр Петрович был, пожалуй, рад Черкасу. Жилец как-то отвлекал его мысли и казался интереснее других. А больше всего Петр Петрович обрадовался возможности не возвращаться тотчас домой, где так сильна становилась его тоска. Спать ему не хотелось, он даже побаивался бессонной ночи. И он с удовольствием принял приглашение.
Они вошли в пивную. Это была длинная и узкая комната с эстрадою посередине. Между эстрадой и противоположною стеною помещался только один ряд столиков и узкий проход. Пел жиденький хор в русских костюмах под аккомпанемент трех балалаечников. Как во всех этих заведениях, было накурено до того, что дым резал глаза и казался тучей в густом тяжелом воздухе. Петру Петровичу показалось странным, что под этой тучей кто-то мог веселиться.
Они нашли свободный столик, Черкас заказал пива и какой-то закуски. Петру Петровичу пить не хотелось, он вяло проглотил горошину, она остановилась в горле и только увеличила собою тот ком тоски, который и так подымался из груди. Люди кругом сидели унылые, хора никто не слушал, да и пел-то этот жалкий хор под сурдинку. Петр Петрович недоумевающе поглядел на Черкаса, будто спрашивая, зачем актер привел его сюда.
