— Как вам сказать, — медленно процедил Черкас. — По-моему, разница есть.
— Не вижу ее, — упрямо заявил Петракевич и отмахнулся от Евина. — Что ты лезешь? Отстань! (Евин покраснел и надулся.) Да, не вижу разницы. Танцуете ли, дрыгаете ли, — все голова не участвуем
— Голова — не главное в человеке, — загадочно ответил Черкас.
Этого никто не понял, и все, недоумевая, переглянулись.
— А что же, по-вашему, главное? — ехидно спросил Петракевич. — Может быть, ноги?
— Это странно, — вставил тов. Майкерский. — По бесспорной теории Маркса, главное — ум.
— Вы совершенно правы, — все вежливее и вежливее — особенно тов. Майкерскому — отвечал Черкас. — Ум — для человека, как члена общества. Но для счастья, для полноты жизни важно другое.
— Ноги! — выпалил Петракевич в упор.
— Да, — спокойно ответил Черкас. — Иногда ноги выразительнее головы.
— Это смотря по тому, какая голова и какие ноги, — вставил Ендричковский. — У Райкина ноги выразительнее.
Все расхохотались. Райкин был косолап и на свои огромные ноги никогда не мог получить в магазинах готовые ботинки, голова же его, несоразмерно с телом, была очень мала. Но тов. Майкерский посмотрел на Ендричковского неодобрительно. Он не оценил, что Ендричковский хотел разрядить сгустившуюся атмосферу, и ему вовсе не нравилось, чтобы сотрудников распределителя высмеивали перед чужим человеком. Он обратился снова к Черкасу и сказал довольно холодно:
— Это очень странно, что вы говорите. Не можете ли вы объясниться яснее?
— Граждане, — сказал Петр Петрович, — а выпить?
— С удовольствием, — ответил Черкас. — То есть я и объяснюсь с удовольствием, и выпью, если компания не отстанет.
Для виду поспорили было, заявляя, что отстал, собственно, Черкас, но выпили. Большинство было пока на стороне Черкаса, и Черкас нравился им все больше и больше.
— Видите ли, дорогие товарищи, — сказал Черкас, закусив грибком и не забыв поблагодарить хозяйку, — моя теория (то есть, может быть, и даже наверное, она вовсе не моя, у меня ведь тоже ноги выразительнее головы, такая уж специальность, ничего не поделаешь, и образование не бог весть какое), моя теория такая: с одной стороны, конечно, человек должен заботиться об общественном благе, об интересах класса, пролетариата, о мировой революции. Это все так, и спорить с этим не приходится. Но ведь вышеуказанным интересам можно служить по-разному. Вы рабочих одеваете, я для них танцую. Кто что может, и нельзя сказать, кто делает больше, хотя, конечно, быть одетым важнее, чем глядеть на чужие ноги, в этом я с вами совершенно согласен. Но кроме этого… впрочем, может быть, вам неинтересно меня слушать?
