Сумку с вещами — одну на двоих — нес Эрилив.
Сказать, что Марс произвел фурор, — не сказать ничего. На нас оглядывались и показывали пальцем. Его пытались потискать дети, которым лиловый щенок не казался «страшным собаком», а потому его непременно нужно было погладить и почесать за ушком. Несколько девушек-«соплеменниц», из той же породы гламурных блондинок, горя глазами, задавали вопрос: «Где?! Где можно так покрасить собачек?» Пришлось сказать, что красила сама, жутко дорогой и редкой краской, привезенной из Бразилии. М-да. Про то, что все встречные особи женского пола ломали глаза об Эрилива, я молчу. Это и так понятно и уже привычно. Тот только изредка закатывал глаза, когда очередная моя «соплеменница» наклонялась к песику, выгодно выпячивая то, что считала особо выдающейся частью своего тела. Тут уж по-разному: кто гордился филеем в микрошортах или юбочке, кто — содержимым декольте. Но практически все не забывали про губки «рыбкой». А Эрилив сдерживался изо всех сил, чтобы не смеяться в голос. Теперь-то он знал, что означает это дебильное выражение лица. Впрочем, сегодня звездой программы был не лирелл, а Марс, так что он легко отделался.
В электричке мы заняли свободные места, и я смогла расслабить лицо. Вот уж не предполагала, что «держать губы» — это так тяжело. Невольно зауважала девушек, способных на такое постоянно. Эрилив только посмеивался, но комментариев не отпускал. И только когда я приняла свое нормальное выражение, он не выдержал и, хрюкнув от смеха, спрятал лицо в ладонях.
— А кто сказал, что быть девушкой легко? — философски протянула я онемевшими губами, и он мелко затрясся от смеха.
Доехали мы до моего дома без приключений. Взяв на вокзале такси, благополучно высадились у хрущевки родителей, и я, жестом указав на дом, произнесла:
— Ну вот, смотри. Вот в этой халупе я выросла, и тут же продолжают жить мои родители.
— Да? — Он оглядел пятиэтажку. — Я думал все хуже. А так в целом ничего, нормальный дом.
— Ну, тогда задерживай дыхание и не дыши, пока не дойдем до второго этажа, — предупредила я его и нырнула в подъезд.
— Боги! — выдохнул лирелл на лестнице. — Почему так пахнет-то?
— А я тебя предупреждала, чтобы не дышал, — фыркнула я, стараясь не рассмеяться.
— А надписи на стенах зачем? И вот та, про Вичку-стерву — это про тебя?
— Ага. Мое имя увековечено в веках.
— Почему в веках? — Эрилив стоически пытался не дышать.
— Потому что этот дом будет стоять, скорее всего, до тех пор, пока сам не развалится. Новое жилье-то никто не хочет предоставлять жителям сего монументального строения.
