Последний раз Шанти использовала свои крылья… когда же?.. В ночь после похорон императора? Нет, еще пару раз летала на охоту. Но уже и забыла когда. Подвигав крыльями, решила – надо летать почаще, а то этак снова превратятся в хилые отростки, как когда она, маленькая больная уродка, сидела в материнской пещере.
Осмотрела тело и осталась довольна. Чешуйки поблескивали в свете дворцовых фонарей, переливаясь синим, зеленым, красным, – красота, да и только! Интересно, что бы сказал по этому поводу Андрей… Точно бы похвалил.
Фыркнула – ну почему его похвала так необходима ей? Почему этот человек стал для нее важнее всего на свете, важнее даже матери?! Она думала над этим, но так и не пришла ни к какому выводу. Сексуальный интерес? Да какой может быть сексуальный интерес у полуторатонной драконицы, закованной в непробиваемую броню, и мягкого человека, который и живет-то, как мотылек, один день – один час по времени драконов. Но вот что-то не давало ей покоя, какое-то чувство – дружба, наверное? Так его называют люди, это чувство. Непонятное чувство, незнакомое драконам. Привязанность между драконами – да. Сексуальный интерес – да. Родственная любовь – да. Но почему она чувствует эту самую родственную любовь к человеку? Почему он стал ей как мать, отец и брат вместе взятые? Нет ответа. Наверное, она извращенка. Выродок драконий.
Придя к такой мысли, Шанти тихо захохотала, что вышло у нее как будто где-то далеко прогремел гром. Теперь, когда драконица повзрослела, ее глотка могла исторгнуть такой рев, что перекрыла бы шум базара в рыночный день, оглушив стоящих рядом.
Успокоившись, она прицепила на шею мешок с одеждой, используя специально сделанные лямки, потом короткий разбег… и огромная черная тень бесшумно понеслась в темноту.
Несмотря на свой огромный размер, драконы умели двигаться так тихо, что услышала бы разве что уличная кошка, привыкшая всегда быть настороже в этом большом злом городе. Этому удивлялся даже Андрей, сам ступающий неслышно, как зверь. Он объяснял данный факт тем, что драконы изначально были хищниками, подкрадывающимися к добыче, и этот инстинкт так и не изжился у них за сотни тысяч лет.
Шанти летела на «охоту». Страшную охоту. Хотя сама она храбрилась и внешне была спокойна, самодовольна и весела, внутри нее царил холод. Не за глупым оленем она летела. Не за косулей, яростно убегающей от гибели, перепрыгивая через колючие кусты. За оборотнем, не менее сильным, чем Андрей, который смог устоять в битве даже против ее матери, драконихи Гараскарании, весящей несколько десятков тонн, опытной поединщицы и охотницы. А что может она, Шанти, если по людским меркам ей всего двенадцать лет? Впрочем, сравнивать возраст людей и драконов некорректно. Нет тут никаких сравнений. Но все-таки… Она еще даже не умела делаться невидимой, как ее мать, ставя перед наблюдателем непроницаемую завесу, отводя ему глаза.
