– Стоять! Стой, придурок, брось оружие! Сдавайся, идиот!
А когда «идиот» не выразил желания сдаться и получить по заслугам, выстроились стальной стеной и начали оттеснять его к лестнице, откуда тот, собственно говоря, скорее всего, и появился.
С крыши деться ему некуда, рассуждали бойцы, здание окружено со всех сторон, если даже и спрыгнет, не переломав при этом ноги, то его тут же схватит наружная охрана.
Никто даже не задумался – откуда этот тип взялся на крыше? Да вообще никто ни о чем не задумался – вот есть чужой, он с оружием, его надо захватить или убить. Все! Нечего рассуждать, нечего впускать в голову лишние мысли, как какой-нибудь образованный. Бей, режь, стреляй! Вот что надо делать. Чужой сейчас поднимется наверх, спасаясь от двух десятков здоровенных, закованных в сталь мужиков, они возьмут сети и лассо, поставят лучников, чтобы подстрелить в конечность, и скоро этот супостат окажется в пыточной. Чисто, хорошо, правильно. Как учили!
Увы – для них. Чужак не хотел следовать их стройному плану. Более того, он оказался слишком прыгучим и вообще ненормальным. Разве нормальный человек побежит на строй тяжелых латников как зверь, с диким ревом, всего лишь с двумя сабельками в руках? Да он даже шлем этими зубочистками не разрубит!
Разрубил. Первые два удара рассекли шлемы двух латников, как будто те были сделаны не из лучшей стали, а из тонкого дерева. Мозги, кровь, кусочки волос и кожи забрызгали тех, кто был рядом с убитыми, и на долю секунды заставили их остановиться. Снова два взмаха, и выбыли еще двое, в том числе сержант Эдгар, тот самый, который заехал в ухо Хистану, – страшный удар отсек ему ногу.
Хистан потом со злорадством думал о божественной справедливости – ведь он, «придурок ученый», «свиной выпердыш», жив и здоров. А этот тупой бугай истек кровью. Есть Бог! Есть!
Это было последней каплей, отправившей Хистана на служение Богу. Нужно же было как-то отработать полученную милость в виде божественной справедливости. Хистан сам всегда хотел расчленить этого Эдгара, но ему не хватало смелости. Вот Бог и услышал его молитвы.
Затем началась бойня, об ожесточенности которой можно было судить по забрызганным стенам и даже потолку, находящемуся в пяти метрах над головой, – куски разрубленной плоти достигали и его.
Андрей вертелся, изгибался, подпрыгивал, падал на пол – и каждым ударом доставал, доставал, доставал! Люди падали так, будто это были не тяжеловооруженные солдаты, а колосья пшеницы под ножом комбайна. Он размылся в серую нить, в смертельный туман, каждым касанием убивающий противника.
