- Че... чего? - растерялся Охотник и отступил на шаг назад.
- Стрелять, я говорю, будешь?- качнув разлапистыми рогами, повторил Лось и взрыл острым копытом дерн.
- Хотелось бы, - признался Охотник, нервно поглаживая цевье ружья.
- Гуманист, - покачал головой Лось, - Эразм!
Охотник протер глаза. Ущипнул себя за руку. Сплюнул через левое плечо.
Лось не исчез. Он бродил по поляне и громко жаловался неизвестно кому:
- Это бесчеловечно! Вы только посмотрите: я, мыслящее существо, стою под дулом орудия убийства, принесенного в наш Дремучий Лес невежественным и жестоким приматом, мнящим себя венцом творения. И мне - мне! - приходится с этим мириться, ежесекундно рискуя пасть жертвой садиста!
Он передохнул, нервно пободал рогами осину и продолжил, косясь в сторону растерянного Охотника:
- А ведь, вполне возможно, что я уже стою на пороге великого философского открытия. Мы могли бы наладить диалог культур, рассмотреть онтологические вопросы бытия...
Оглушительный дуплет грянул, точно гром среди ясного неба. Взревев, Лось взвился на дыбы и рухнул, ёкнув окровавленным боком.
Охотник подошел к нему и потыкал вздрагивающую тушу стволом ружья.
- Я сам - кандидат философских наук. Не хватало еще, чтобы какая-то тварь с рогами диссертацию защитила, - тихо и злобно сообщил он в пространство, и щелкнул стволами, выбросив две дымящиеся гильзы, - вот ведь животное...
Му-Му никак не тонула.
В очередной раз швырнув в нее кирпич, Герасим, невнятно мыча, взялся за весла и описал на лодке широкий круг, укоризненно глядя на безмятежно лежащую в центре окружности собачку.
Му-Му меланхолично смотрела в небо и изредка немотивированно шевелила левой задней лапой. Злобно плюнув в воду ("Не плюй в колодец...!" - раздался было с небес звучный голос, но глухонемой не обратил на явное знамение никакого внимания), Герасим пошарил на дне лодки и достал багор. Потыкал им в серое мохнатое тельце, лениво бултыхающееся среди палок и веток.
- Ы-ы? - промычал он, что, надо думать, долженствовало означать: "Чертова псина, ну сколько можно?".
Му-Му перевернулась на живот и одним глазом вопросительно посмотрела на хозяина.
Запас кирпичей, погруженных в лодку, был исчерпан.
В нарушение всех законов физики, тщедушная собачонка с привязанным к каждой лапе здоровенным куском камня, лихо выгребала по глади озера, и даже не пыталась утонуть. Будь на месте Герасима кто-то другой - хотя бы самый захудалый богослов - он бы непременно задумался и вывел бы для себя ослепительную истину о неисповедимости путей господних и все такое прочее. Но Герасим был простым крестьянином. Задумавшись, он пришел к простому решению - проколоть собаку вилами. Для этого пришлось грести к берегу.
