- Понимаешь, - он запрокинул голову и посмотрел на альбатроса, нырявшего под низкими тучами, - моя чертова старуха точно взбесилась. Никакого покоя от нее.
- И что же? - поинтересовалась рыба, снова нырнув, чтобы сделать свой водяной вдох. - Чего она хочет? Сделать ее правительницей Кубы? Владелицей самого большого казино? Утопить в деньгах?
Старик никогда не был в казино, только видел, как туда ходят богатые гринго в белых костюмах. Поэтому он несколько секунд молчал, сматывая лесу на палку. Потом поднял глаза и рассеянно провел шершавым пальцем по острию гарпуна, лежащего у борта.
- Нет. Ты вот что... пожалуйста, сделай так, чтобы у нее осталось только корыто. Одно разбитое корыто. Вот тогда она лопнет от злости.
"И я, наконец-то, смогу жить как хочу и просто ловить рыбу", - мысленно добавил он. Эта мысль изумила старика. Перед ним было море, в теперь которое никто не помешает уходить, когда вздумается.
- Хорошо, - сказала Рыба и вильнула хвостом, отправляясь на глубину.
Э. Хемингуэй. "Старик и Рыба"
(первый, черновой набросок повести "Старик и море")
Эх, и хорошо на ранней заре выйти из покосившейся избы на приволье, вздохнуть полной грудью: "Красота!"
Спуститься со скрипящего крыльца, не обращая слуха на грохот рухнувшей сзади крыши. Облокотиться на плетень, упасть вместе с ним на землю и долго лежать, глядя в синее небо. Умыться ключевой водой из дырявого ведра, развалить колодезный сруб, потом выйти за околицу и побежать босиком по росистой траве-мураве, раскинув руки и смеясь от радости.
Беспричинной.
Выбежать на только сжатое поле и помчаться по нему, радуясь тому, как все на Святой Руси ладно и хорошо устроено. Напугать запоздалых жнецов распевами Псалмов Давидовых. Уколоться об стерню, споткнуться, упасть и выколоть себе сразу оба глаза. И медленно ползти по полю домой, прислушиваясь к крику петуха.
* * *
А то вот еще: славно выйти на закате солнца из дремучего Муромского лесу. Размахнуться кистеньком, раззудить руку дубинушкой. И эй-ухнуть.
Ограбить сирот, отнять последнее у вдовицы. Обесчестить, сколь руки загребут, красных девушек. Зарезать за пару луковиц купчишку, едущего с ярмарки, увести корову у крестьянина. Зажечь церковь и пустить "красного петуха" на общинный луг. И радоваться, радоваться, смеясь во все горло.
Беспричинно.
Потом перекреститься широко, троеперстно, от всей души, да жахнуть ендову водки, роняя едучие капли на плисовые штаны.
Хватить ендову вдребезги об сыру-землю, снять кушак и повеситься тут же: на дубе, рядом с сиротами, вдовицей и красными девицами.
