– Миш, я к папе хочу… Куда он делся, почему не приходит? А кто это – крестьянка Эля, про которую Сашка маме сейчас кричала?
– Тихо, Машенька, тихо… Спать надо, Машенька. Сейчас мы все спать ляжем. И я, и ты, и Сашка…
– Я не хочу с Сашкой! Я к папе хочу, Миш! Отведи меня к папе завтра, ладно?
Мишка долго лежала рядом с сестренкой, гладила по голове, царапала спинку. Обещала, что папа скоро придет, что Сашка больше не будет кричать на маму, что все будет хорошо, надо просто поспать, и завтра все-все будет по-другому…
Он должен что-то придумать. Он обязательно должен что-то придумать! И не надо надеяться на то, что время еще есть. Что это за время – два месяца? Да и оно, если честно, работает не на него.
Понятно одно – ему нельзя уезжать без Мишки. Потому что все эти «потом» и «попозже» – вранье. Не будет никаких «потом» и «попозже»! Не вырваться Мишке из цепких мамашиных лапок, не отпустит она ее вот так, за здорово живешь. Не тот случай. Не клинический, конечно, но… вымороченный какой-то. А главное – Мишке ничего не объяснишь. Зациклилась на своем дочернем долге и плюхается как муха в паутине.
А паук – вот он, рядом с ней… Мама, Софья Михайловна, обманная нежная беззащитность. Странная женщина. Не от мира сего. Марсианка-манипуляторша. Смотрит своими близорукими глазами, будто помощи просит. Ах, какая я нежная, маленькая и слабенькая, беззащитная вся!
Самое обидное, что получается у нее все как надо. На этих провокациях и жарится Мишка, как рыба в подсолнечном масле. Еще и повторяет, как попугай, что ее мамочка якобы от природы такая, малочеловеческая.
Нет, в самом деле, ерунда получается! Если даже и допустить, что она действительно такая – малочеловеческая. То есть летает между небом и землей и к нормальной человеческой жизни притяжения не имеет. Так и летай себе на здоровье, но родной дочери судьбу не калечь! Не поджаривай ее на жалости и долге! Не страдай нежным лицом, не смотри печально поверх голов, не щурь глаза беззащитно!
Он, кстати, спросил ее как-то, почему очков не носит при такой сильной близорукости. Она, снисходительно улыбаясь, принялась огород городить в своем духе – о том, что вещи, не имеющие четких границ, кажутся ей более доступными, что мир становится более красивым, расплывчатым и струящимся, что без очков не видно грязи и злобных людских взглядов…
Черт его знает, может, и впрямь в таком восприятии что-то есть. Но лично он предпочитает видеть мир в его многообразии, со всем хорошим и плохим. И вообще, не так уж он и плох, этот мир, чтоб отгораживаться от него своей слепотой, чтобы прятаться от него, манипулируя близкими! А в том, что многоуважаемая Софья Михайловна сознательно (а главное, очень удачно!) манипулирует своей старшей дочерью, Димка был стопроцентно уверен.
