Спустя мгновение через открытые ворота вышел в безлюдный переулок молодой, полный сил брюнет с красивыми карими глазами. Его силуэт скрылся в людском потоке улицы, унося с собою приобретенное молодое тело и невинную душу. Таков был мой второй кошмар.
Этот сон я рассказал Устинову и записал его во всех подробностях в этом дневнике.
26 мая. После моего чудесного излечения голова совершенно не болела, я отправился в свою каюту и сделал несколько записей в дневнике. Прежде всего, мне захотелось взглянуть на эту девушку из моего сна. Я достал старую фотографию, сделанную мной в годы моей юности. Да, она была прекрасна, юная и красивая, вечно молодая с беззаботной теплой и нежной улыбкой она взирала на меня. Я ношу эту фотографию во все свои командировки. Лишь она знает, что я так и не женился после того несчастного случая, когда погибла моя возлюбленная, но моя любовь будет жить вечно. Судьба забрала ее у меня, но ее душа навеки соединена с моей. Поступки меняются, а желания пребывают в вечности, ибо они живут не в сознании, а пребывают, навеки поселившись в сердце.
27 мая. Почти всю ночь думал о ней. Почему она покинула этот мир? Почему я остался один? Где-то в глубине сознания, я жаждал, вновь, окунутся в тот первый радостный сон, который так внезапно посетил мой разум.
28 мая. Дождь, казалось, лил не прекращая. Легкий туман укутал наш корабль. Где-то вдалеке приближалась тьма. Казалось, она окружала наш корабль. Я приблизился к запертому ящику стола и дрожащими руками достал ключ. Отперев замок, я достал из ящика камень, найденный мной на океанском дне, на глубине более трех тысяч километров. Этот камень я поставил на стол и почти весь день не сводил с него взгляда. Вечером почувствовал чье-то присутствие в каюте. Я не могу объяснить это чувство. Но кто-то незримо наблюдал за мной. Я испуганно еще раз бросил взгляд на черный камень, и мне показалось, что он весь целиком превратился в черное око, молча наблюдавшее за моими действиями, а может и мыслями. Чтобы не сойти окончательно с ума, я спрятал камень в ящик стола и посетил несколько моих товарищей.
29 мая. От Устинова узнал, что я далеко не единственный переболевший его пациент. Различной тяжести психологическими расстройствами переболели почти все члены команды. Мой товарищ и друг, доктор биологических наук заперся у себя в каюте и не хотел пускать матроса, который вместе с ним жил в этой каюте. Мой друг после многих уговоров впустил к себе лишь меня. Почти с безумным наваждением он говорил, восторгаясь мне о своей новой находке, которая должна, по его словам, сделать его Нобелевским лауреатом. Он поведал лишь мне одному о том, что поймал в океане невиданного и необычного вида океанское существо. С его слов это была какая-то рыба, которая не указана ни в одном справочнике океанских существ. Он гордился этой внезапной находкой. Показать мне эту рыбу он не решался. Я удостоился лишь рисунков, сделанных им. Он бережно и заботливо оберегал свою находку, придавая ей божественную природу. Рисунки были дивными, насколько он смог изобразить точность ее форм. Матросу пришлось переселиться в другую каюту, чтобы оставить моего друга наедине. На этом настаивал и врач Устинов.
