Капитан отложил письмо в сторону и взял другой лист бумаги, где он написал следующее:
Приказ агенту Клаусу Ш.
«Срочно выехать в город С., для опознания неизвестного из труппы итальянского цирка. В случае опознания ничего не предпринимать. Начальник местной жандармерии в курсе дел. Ему поручено задержать цирк до вашего прибытия в город и опознания неизвестного. Я так же выезжаю в этот город. Ждите моего прибытия в город С.».
* * *
Письмо майора советской армии М. в штаб дивизии.
«На освобожденный нами населенный пункт ночью напали немецкие парашютисты. Погибло более двухсот солдат и офицеров. Наутро выжившие обнаружили, что немецких парашютистов было всего пятнадцать, и все они были мертвы по непонятным причинам. Наружных ран на их телах не обнаружено. Причина смерти не определена.
* * *
В городе С.
Цирковая труппа готовилась к очередному выступлению перед немецкими солдатами. Петрушев Алексей подошел к Уткину Кириллу одевающего свой цирковой костюм.
— Ты не видел Тарасова или Сивцова?
— Нет, с самого утра не видел, — ответил Кирилл.
— Странно, они никогда не покидали цирк без распоряжений и указаний, — сказал Алексей.
— Возможно, Карл знает, — добавил Кирилл.
Алексей отправился в гримерную и там встретил Карла, накладывающего на своё лицо грим.
— Слушай, ты видел Тарасова или Сивцова? — спросил Алексей Петрушев.
— Нет. А, что? Что-то случилось? — спросил Карл.
— Вообще-то нет. Но они никогда не покидали лагерь, не предупредив о том, куда направляются, — сказал Алексей.
— Слушай, я что-то неважно себя чувствую последнее время, — сказал Карл. — Тяжело стало выступать.
— У тебя что-то болит? Тебе следует обратиться к нашей медсестре Румянцевой Надежде.
— Вряд ли она сможет мне помочь. Вот видишь этот небольшой сундучок, — Карл указал на небольшой сундук, лежащий в углу палатки.
— Так. И, что?
— В нем все мои вещи. Если я умру или погибну, пусть они тебе достанутся, — сказал Карл.
— Что за ерунда. А, почему это ты должен умереть? — спросил Алексей.
— Ну, как почему? Война ведь. А на войне всякое бывает.
* * *
В это время, в жандармерии шел допрос Тарасова.
— Документы то у вас немецкие и говорите вы на немецком, только вот ошибку ваши итальянские товарищи совершили, — раздраженно сказал сержант жандармерии.
— Я немецкий офицер, и выслушивать подобные оскорбления не желаю. Вы ответите за это. Я немец, и никакой тыловой крысе вроде вас не дам себя опорочить… — произнес Тарасов.
— Вы так думаете? А, это что, по-вашему? — сержант открыл занавес на небольшом столике.
