— Видели бы вы, как он ползал по дороге, как змея, на брюхе, пытаясь найти свою палку. — Он рассмеялся и бросил в рот несколько виноградин. — «Там, — говорил я ему, — там», и старый дурень упорно ползал в пыли, но к палке даже не приблизился. Наверное, он и до сих пор там.
Он откинул голову и расхохотался. Вместе с ним смеялась и его мать.
Фамарь старалась скрыть свое отвращение.
Ир протянул свою чашу:
— Жена, еще вина.
Слово «жена» прозвучало в его устах, как удар. Пока она наливала ему вина, он продолжил:
— Погодите, я расскажу вам, как я добыл барашка.
Иуда бросил свой хлеб в корзинку.
— Ты уже достаточно наговорился. Теперь я должен вам сказать кое-что.
Ир ухмыльнулся.
— Именно поэтому мы все здесь собрались, отец. Чтобы выслушать все, что ты должен нам сказать.
— Я еще не решил, кто будет моим наследником.
Слова отца были подобны вспышке молнии. В комнате внезапно повисла тишина, и, казалось, сам воздух потрескивал от напряжения. Фамарь посмотрела на свою семью. Вирсавия сидела бледная, сжав кулаки. Лицо Ира, и без того раскрасневшееся от чрезмерного количества выпитого вина, стало багровым. Глаза Онана сверкали. Меньше всего слова отца подействовали на Шела — он уже спал, быстро опьянев.
— Я твой наследник! — сказал Ир. — Я твой первенец!
Иуда спокойно посмотрел на него. Взгляд его был тверд и холоден.
— Это буду решать я. Если захочу, все отдам своему рабу.
— Как ты можешь даже подумать о таком? — закричала Вирсавия.
Иуда не обратил на нее никакого внимания. Он по-прежнему смотрел на старшего сына.
— Овцы не благоденствуют под твоим попечением. Да и твоя жена тоже.
Ир и Вирсавия посмотрели на Фамарь, и она почувствовала, как горячая кровь прилила к ее лицу и тут же отхлынула. Оба разом заговорили. Ир обозвал ее грязным словом, а Вирсавия бросилась на его защиту.
— Она не имеет права жаловаться! — сказала свекровь, бросив на Фамарь свирепый взгляд.
— Фамарь не произнесла ни слова жалобы, — сухо сказал Иуда, — но любой, у кого есть хоть капля мозгов и один глаз, видит, как с ней обращается твой сын.
— Если ты хочешь знать, отец, откуда у нее на лице синяк, то я скажу тебе — несколько дней назад она упала возле двери. Разве не так, Фамарь? Скажи ему!
— Наверное, ты поставил ей подножку, как тому слепцу на дороге.
Ир побледнел, но глаза его горели, как угли.
— Ты не захочешь отнять у меня то, что мне принадлежит.
— Ты все еще не понимаешь, Ир? Тебе ничего не принадлежит до тех пор, пока я не скажу об этом.
