— Ч-чего наливать-то? Шампанское выпито.
— Повышай!
— Чего? — Катя почувствовала, что слова подруги не сразу достигли цели — ее ушей.
— Я говорю, открывай мартини, — в задумчивости откликнулась Дина. — Так, пойдешь ты туда тридцать первого, в самый канун! — Если Катя и собиралась как-то отреагировать из-за волны возмущения, поднявшейся в душе, то помешали заметно снизившаяся скорость импульсов, подаваемых головным мозгом, и очередной выкрик Дины. — Выпьем за меня, как очень умную, преданную и изобретательную твою 16 подругу, — провозгласила она тост, едва не выбивая у Кати из рук бокал.
Кате было уже все равно, за что или за кого пить. Она машинально заглотила приторную жидкость, даже не почувствовав значительного повышения крепости, и поставила бокал на стол, опершись на него локтями, а ладонями обхватила лицо. Ей подумалось, что так она будет выглядеть умнее и лучше фиксировать все, что пыталась донести до нее Дина.
— Читаю! — закончив писать, с улыбкой людоеда произнесла подруга. — Я, Колобкова Е.Ю., обязуюсь тридцать первого декабря две тысячи одиннадцатого года в десять ноль ноль зайти в гипермаркет «Жемчужина», расположенный на улице Красная, извини, точного адреса не знаю, да и ни к чему он нам, — отвлеклась Дина, — и, выбрав понравившегося мне мужчину, предложить ему встречать Новый, две тысячи двенадцатый, год вместе со мной. Дальше… сегодняшнее число и твоя подпись. А ниже будет моя подпись, как главного свидетеля, — Дина аккуратно подвинула к Кате салфетку и ручку.
Потом Катя вспоминала, что где-то поставила закорючку, именуемую подписью. Потом Дина еще что-то писала и говорила, но этот процесс сохранился в памяти очень смутно, как сон или иллюзорные фантазии.
Проснувшись ночью, Катя поняла, что лежит в халате поперек кровати. Воспоминания о том, как попала в спальню, восстановлению не подлежали. Последнее, что она смутно помнила, это составление и подписание какого-то пакта. С пробуждением появилась тошнота. Она рванула в туалет, боясь не добежать. По пути обратно в спальню она вспомнила про Дину и решила проверить, как та устроилась на ночлег. Заходить в зал было страшновато, учитывая, что как покидала его, Катя не помнила.
Электричество включать не потребовалось, лунный свет заливал комнату, хранящую следы попойки. Первое, что бросилось в глаза, — журнальный столик с остатками закуски и пустыми бокалами. «Это все завтра», — отмела Катя мысль о немедленном наведении порядка. Даже врожденная аккуратность, доходящая порой до педантизма, не могла сейчас сражаться с наступающим жестоким похмельем.
