— Я пришел к тебе, потому что ты мой друг.
— Отлично. Как друг могу посоветовать, чтобы ты посмотрел на проблему, мучающую тебя, со стороны. Отойди от нее настолько, что вообще перестанешь ее видеть. Это идеальный рецепт для неразрешимых проблем. Но есть шанс, что ты справишься с любовью к Бебе. Меня больше беспокоит, что твое внимание поглощено умершим соседом Вишневским. Не думай о мертвых, оставь в покое ушедших. Они-то хотят, чтобы ты вспоминал их лица, слова, — благодаря твоим воспоминаниям они снова могут существовать. Они безустанно шепчут из-за завесы смерти, заглушают воспоминаниями твой внутренний голос. Берегись, это могут быть настоящие упыри, вампиры, крадущие твою жизнь, чтобы жить твоим мгновением. Они отбирают время, не им отмерянное. Они уже умерли. Они кормятся временем, так скупо раскрошенным на дни, часы для живых, — они, которые уже отошли в вечность.
Знаешь, я люблю приходить в Кабаре, смотреть на Бебу, закутанную в полинявшее боа. Пернатый змей вокруг ее шеи напоминает мне об искушении в раю. Змей подговаривал Адама и Еву сойти в его мир, мир преходящего, мир времени, смерти. Змей сбросит кожу, помолодеет, а мы… — Джонатан, поправляя кипу, задел рукой свисающие над головой трупики ощипанной птицы. — Сам видишь.
— Не расстраивайся, — Вольфганг обдумывал отказ от западной цивилизации, несовместимой с любовью к Бебе. — Раньше считали, что Гераклит высказался о времени исключительно пессимистически: нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Но археологи, искавшие экспедицию Симона Волхва, наткнулись на глиняные таблички, содержащие продолжение сентенции греческого мудреца. Оказывается, по Гераклиту, нельзя дважды войти в одну и ту же воду, потому что это негигиенично. Пойду к Бебе. — Он поцеловал Джонатана и выбежал из лавки.
Джонатан подошел к витрине, чтобы распушить чучела птиц. Взглянул через грязное окно на улицу. Евреи в длинных пальто неторопливо прохаживались, приветствуя знакомых. На тянущиеся за ними важные тени, удлиненные заходящим солнцем, наступали кроссовки туристов.
«Разрушили наш Храм, — размышлял Джонатан, — столько труда, страданий, чтобы его вновь построить, — и опять развалины. Осталась Стена Плача. А что если вместо Храма в Иерусалиме воздвигнуть хотя бы его тень?»
