Мари расплела косички. Притворилась обиженной. Жюльен встал.
— Прости, что ты порезалась, — он не казался расстроенным. Отвернулся от нее, замешивая раствор. Ей следовало уйти. Она беспомощно оглянулась.
— Ты куришь? — она заметила окурки, разбросанные у стены.
— Это швейцарские семинаристы, приехали на уик-энд. Дымят здесь, в монастыре нельзя.
— Ты не любишь откровенничать, а все-таки рассказал обо мне дьякону.
— Я рассказывал ему о себе. Может, ты — часть меня.
— Приятно это наконец слышать.
Он подошел к ней:
— Хочешь поругаться?
— А ты хочешь любить? — она запустила руку ему в брюки.
— Я хочу быть один.
Она вернулась в гладильню и расплакалась. Агнес плюнула на утюг, опустила его на подставку.
— Что случилось? — обняла она рыдающую Мари.
— Я не могу так больше. Мы собирались пожениться. Разве можно человека бросить после пяти лет, без причины, потому что что-то в голову взбрело? Может, у него кто-то есть? Я знаю, я истеричка, это стыдно, — она закрыла лицо.
— Не стесняйся. Я тоже такая, всегда слишком сильно переживаю. Жюльен тебя любит, но… ты не подумала, что не выиграешь у Христа?
— Что? — Мари перестала плакать.
— Может, у него действительно призвание, — Агнес подала Мари свежевыглаженную скатерть, чтобы утереть слезы.
— Он не ханжа! — крикнула Мари. — Прости, я хотела сказать, что он не религиозный. Нет, это абсурд!
— Мари, для Бога нет ничего невозможного. Со мной получилось похоже. Я навестила брата в семинарии. Жалела его, ведь он лишился стольких радостей. Мы попрощались, и вдруг я поняла, что мне некуда возвращаться. К своему парню? В семью, в школу?
— Ты решила все за один день?
— Не я решила. Кто-то более мудрый. Теперь я это вижу. Тогда я не задумывалась, выбрать кларистский или норбертанский. В Риме столько орденов. Я попала в Льва Иуды. Я могла бы создать семью и все равно остаться здесь: устав позволяет. Но я одна и жду пострига. Насколько я понимаю в людях, Жюльен выбрал духовный путь. Я с ним не говорила, но догадываюсь, что он чувствует. Он торгуется с Богом, но Бог его не отпустит. Мало призванных к святости.
— К святости? — Мари послышалась в голосе Агнес экзальтация.
— Я тебе кое-что скажу. Это о Жюльене, значит, я должна тебе сказать. Я молилась в часовне. На коленях, головой в пол. Ко мне пришел Иисус. Точно, он. Я не посмела открыть глаза. Согрешила стыдом и ложной кротостью. А может, и сомнением, что, если взгляну, он исчезнет? Неважно, трудно объяснить это тому, кто сам такого не пережил. Во время молитвы я поняла, почему Жюльен приехал в нашу общину. В нем есть святость, превосходящая грех. Мы все набожны, и в этом нет нашей заслуги. Но мы всего лишь призванные. А он — избран. В нем есть сила и покой. Он станет гордостью нашего ордена. Мари, люби его так, как любит Бог. Вот настоящая любовь. Дай ему свободу. Бог вознаградит тебя. Если суждено тебе мирское счастье, ты встретишь его.
