Сначала я слушала ее с любопытством. (Не каждый день попадаются такие доисторические экземпляры). А сейчас меня от одного звука ее голоса начинает, ей-богу, тошнить. Но я бы с ней еще могла мириться. Она то у соседей околачивается, то на работе (мадам Козик торгует, „Пиво-воды“). Но ее угораздило выйти замуж. „Он“ лысый и усатый. Из его маленьких глазок сочится масло. После того, как я поймаю на себе его взгляд, мне хочется вымыться с головы до ног. Я слышала, как мадам Козик сказала ему: „Нечего на нее пялиться. Ты ей до лампочки. Эта штучка не для тебя“.
Представляешь, Томка, с какими людьми я не только должна жить рядом, но и зависеть от них. Утешаю себя тем, что Костя обещал мне найти более подходящую комнату.
Томка, ты ни о чем меня не расспрашиваешь. Пришло мне одно письмо от Ю., к концу третьего месяца моего пребывания в санатории. Я побежала с письмом к А. Г. Она сказала: „Решай сама“. От нее отправилась на почту, купила конверт и, не распечатывая, вложила письмо Ю. Если уж до конца говорить правду, через четверть часа я вернулась на почту. Я не могла стоять, так у меня дрожали ноги. Я села к столу и стала ждать.
Я ждала, когда будут вынимать письма из большого деревянного ящика, чтобы попросить начальника почты — девушку с очень добрым лицом, вернуть мне письмо! Потом мне стало стыдно, и я ушла.
А через десять дней пришел из Ленинграда перевод на сто рублей. Я отправила деньги по тому адресу, что был на конверте.
Вот и все! Больше он ничем не дал знать о себе.
Пора заканчивать письмо. Я одна в этом большом старинном зале. И часы здесь старинные. Они стоят на полу. Впервые вижу такие высокие часы, они в футляре из какого-то темного дерева, с бронзовыми затейливыми инкрустациями. Часы с боем. Они отбивают четверть часа. Слышишь, Томка, как они занятно бьют: динь-дон, динь-дон-тра-ля-ля?!
Пока я тебе писала, за окном все лил и лил дождь. На юге февраль и март — самые скверные в году месяцы. Стоят холодные и ветреные дни. Часто идут противные дожди. Три раза выпадал снег. И я — смешно — обрадовалась ему, как родному.
Это моя первая зима на юге. Осталось еще две. Тоскую я о настоящей зиме. Чтобы метели мели, чтобы снежок хрумкал под ногами. Томка, ты за меня постой у окна, когда будет падать густой снег. Я любила вот так, особенно в сумерки, стоять у окна и смотреть, как падают, крутятся белые хлопья. Нет, наверное, я до самой печенки — северянка. И никогда не забуду Сибири.
