Избранное | страница 12



Все хорошее или дурное,
Все добытое тяжкой ценой
Навсегда остается со мною,
Постепенно становится мной:
Все вобрал я — и пулю, и поле,
Песню, брань, воркованье ручья…
Человек — это память и воля.
Дальше тронемся, память моя!

На том берегу

1
Обжигаясь о жаркие листья,
Осень падает птицей с откоса.
В рощах, как в недостроенном доме,
Запах сырости и купороса,
Листья вьются багровые, ржавые.
Поезд мчится полями, дубравами.
Будит села, застывшие в спячке,
Будит станции и водокачки,
И вослед ему смотрят полячки —
Деревенские пани лукавые…
Жду сегодня свиданья с Варшавою.
Вот прошло уже около года
После встречи короткой. И снова
Я взволнован.
А может, Ядвига
Выбегает встречать эшелоны?
Без платочка, в убогом пальтишке,
Плечи острые, как у мальчишки,
Шея тонкая, как у галчонка,—
Некрасивая, в общем, девчонка.
Помню, как она нас провожала.
Сколько дней с той поры пробежало!
Лешка Быков, сержант белозубый,
Хохотал:
— Да куда тебе с нами!
Воевать — не девчачья работа! —
А кругом потешалась пехота:
— Как-нибудь довоюем и сами!
— Ишь влюбилась в сержанта, что кошка
— Ну и сукин же сын этот Лешка! —
Лешка крикнул:
— Ну, ладно! Довольно!
Жди, Ядвига, вернемся по во́йне!
Лешка Быков погиб под Марцаном,
Он уже не вернется «по во́йне».
Он под памятником деревянным
Спит, в немецкую землю зарытый,
Спит в Германии рядом с врагами,
Им убитыми, ими убитый.
Жизнь его была родине отдана,
Его тело земле было предано,
Ну а память — друзьями разобрана,
И тревожит меня столько лет она!..
Все записано в ней, словно в книге,—
Мне досталась глава о Ядвиге.
2
…Мы впервые вступили в Варшаву
Поздно ночью. Ни улиц, ни зданий.
Только камни да ветер шершавый,
Налетевший со звуком рыданий.
Ни домов, ни прохожих, ни света,
Только стены одни нежилые.
Мы стояли и ждали рассвета
В иностранной столице впервые.
Не пришлось побывать мне туристом
В городах зарубежных держав.
Мы стояли в разбитой Варшаве,
Автоматы невольно прижав.
И в холодном январском рассвете,
Возникавшем из зимних глубин,
Все казалось сперва лиловатым,
Только снег был слегка голубым.
Словно соль, растравлявшая раны,
Он пропитывался зарей.
Обожженные зданья и храмы
Были странны под снежной корой.
Но страшнее всего были окна —
Сотни, тысячи, в каждой стене —
И рассветное зимнее небо,
Холодевшее в каждом окне.
Словно рты, закосневшие в крике,—
Окна — Оо!
Окна — Аа!
Окна — У у!..
И дырявые тени, и блики
На снегу… на варшавском снегу…
И тогда я до ужаса ясно
Все увидел. Забыть не могу…
Мы стояли на том берегу.
Рядом. В Праге. Отсюда два шага.