Я пустился в объяснения. Когда я упомянул о том, что меня обчистила «Главная» он резко переменил свое отношение ко мне.
— Свиньи этакие! Они и мою мать обманули, а ведь она платила взносы почти двадцать лет. Что же вы раньше об этом не сказали?
Он достал карточку, что-то написал на ней и сказал:
— Отнесите это в контору по использованию трудовых ресурсов. Если они не найдут для вас работы, приходите ко мне после полудня. Только не бродяжничайте больше. Это не только порочно и преступно, но и опасно: можно нарваться на зомби-вербовщика.
Вот так я сподобился крушить новенькие автомобили. Я не ошибся, поставив поиски работы на первое место. Человеку со счетом в банке везде рады — даже полицейские его не трогают.
Кроме того, в западной части Лос-Анджелеса, которую еще не затронула Большая Стройка, я нашел приличную и недорогую комнату. Похоже, что раньше она называлась встроенным шкафом.
Мне не хотелось бы, чтобы вам показалось, будто двухтысячный год нравился мне меньше, чем 1970-й. Этот год мне нравился, равно как и 2001-й, наступивший через пару недель после моего пробуждения. Несмотря на приступы острой ностальгии, я считал, что Большой Лос-Анджелес начала третьего тысячелетия — самое замечательное место из всех, где мне довелось побывать. Весь он был крепкий, деятельный и очень чистый, хотя и был наводнен техникой… и разросся до титанических размеров. План Большой Стройки радовал сердце любого инженера. Если бы еще городские власти смогли лет на десять приостановить иммиграцию, они живо бы справились с жилищной проблемой. Но, поскольку такой возможности не было, им приходилось делать все возможное, мирясь с толпой, что валом валила со стороны Сьерры. Кстати, возможности их (то есть властей) были невероятно огромны, и даже неудачи — величественны.
Честное слово, стоило проспать тридцать лет, чтобы проснуться в такое время, когда люди победили простуду, и никто больше не маялся насморком. Мне это говорило больше, чем исследовательская колония на Венере.
Две перемены меня поразили больше всего — одна большая, даже великая, другая маленькая. Великая — это, конечно, открытие антигравитации. Еще в 1970 году мне приходилось слышать об экспериментах с гравитацией в Бэбсоновском институте, но я не думал, что из этого чего-нибудь получится. Так оно и вышло — теоретическое обоснование антигравитации разработали в Эдинбургском университете. Еще в школе я привык думать, что с гравитацией ничего нельзя поделать, потому что она — свойство самого пространства. Так вот, они просто изменяли пространство. Локально и временно, как раз настолько, чтобы сдвинуть что-нибудь тяжелое. Пока это было возможно только на матушке-Земле, так что для космических полетов не было никакой пользы, но я готов был держать пари, что в 2001 году антигравитация выйдет в космос. Я узнал, что для подъема тела нужно приложить довольно много энергии, да и для спуска — тоже. Кроме того, часть энергии шла на поддержание тела в воздухе. А вот на движение в горизонтальной плоскости, скажем, из Сан-Франциско в Большой Лос-Анджелес, энергии совсем не требовалось — груз скользил куда угодно, словно конькобежец на длинной дистанции.
