— Ничего не поделаешь, Дженни. Я должен работать. Простите меня.
Джон взял вторую трубку.
— Что за вздор ты несешь, Дэн?
— Мне нужно работать, Джон. Времени не хватает. Передавай всем в клубе привет.
Я поднялся к себе, сжег пару гренок, завулканизировал несколько яиц и сел за чертежи.
Часом позже ко мне постучались Саттоны.
Отдыхать мы так и не поехали. Зато я показал им обе машины. «Чертежник Дэн» не особенно впечатлил Дженни (оно и понятно, если женщина не инженер), но от «Пита Протея» ее было не оторвать. Дома у нее была пятая модель «Горничной», и она живо поняла, что «Пит» может гораздо больше.
А вот Джон сразу оценил «Чертежника Дэна». Перебирая клавиши (кое-какая практика у меня была), я ловко изобразил свою подпись, неотличимую от настоящей. Он поднял бровь.
— Слушай, парень, так ты всех чертежников оставишь без работы.
— Не оставлю. Нашей стране не хватает инженеров, вот эта штука и восполнит их дефицит. Лет тридцать спустя такая машина будет у каждого инженера и архитектора. Без нее они просто загнутся, как современный механик без электрических инструментов.
— Ты говоришь обо всем этом так, как будто знаешь наверняка.
— Так оно и есть.
Он осмотрел «Пита Протея» — я приказал тому навести порядок на моем рабочем столе — потом вернулся к «Чертежнику Дэну».
— Знаешь, Дэнни… иногда мне кажется, что ты тогда сказал правду… помнишь, когда мы встретились впервые.
Я пожал плечами.
— Назови это предвидением… но я точно знаю. Уверен, что так и будет. Разве важно — откуда?
— Пожалуй, нет. И что ты хочешь делать с этими штуками?
Я нахмурился.
— В том-то и вся загвоздка, Джон. Я — хороший инженер, вполне приличный механик, но делец из меня никакой. Это доказано. Ты разбираешься в патентных законах?
— Нет, я уже говорил тебе. Для этого нужен узкий специалист.
— Найди мне кого-нибудь почестнее. И чтобы его не нужно было подгонять. Мне нужен патентный адвокат. Я собираюсь основать фирму и управлять ею, но с финансами связываться не хочу. И у меня совсем нет времени.
— Почему?
— Я собираюсь вернуться туда, откуда явился.
Он уселся и долго молчал.
— Сколько у тебя времени? — спросил он наконец.
— Гм… недель девять, если считать со следующего вторника.
Он снова взглянул на машины.
— Я бы на твоем месте пересмотрел сроки. Девять месяцев, если все пойдет гладко. Только тогда их можно будет пустить в производство.
— Джон, это невозможно.
— То же самое говорю и я.
— Я имею в виду, что не смогу изменить срок. Это мне неподвластно… уже.
