Через полчаса я забрался в машину, почесал Питу шею под подбородком и закурил, предоставив автомобилю самому выбираться со стоянки.
«Друг мой Дэн, — подумал я, — а ведь док был совершенно прав. Ты пытался утонуть в бутылке, и что же вышло? Голова в горлышко пролезла, а вот плечи застряли. Сейчас ты сыт, спокоен. Тебе хорошо, в первый раз за всю неделю. Чего ж тебе еще? А, может быть, док прав и насчет анабиоза? Ты что — дитя малое? Разве у тебя не хватает мужества пережить все неприятности? Зачем ты идешь на это? Только ради новых впечатлений? Или ты просто бежишь от себя самого, ползешь назад в лоно матери?»
«Но я на самом деле хочу туда, — возразил я самому себе, — в двухтысячный год. Только подумай, парень, двухтысячный год!»
«Ладно, как хочешь. Но стоит ли уходить из этого мира, не расплатившись по счетам?»
«Ну хорошо! А как ты будешь расплачиваться? Белла после всего этого тебе не нужна. Что еще ты можешь сделать? Подашь на них в суд? Глупо. Если кто и выиграет от этого процесса, так это только адвокат».
— Ну? — напомнил о себе Пит.
Я посмотрел на его покрытую шрамами морду. Он-то не станет подавать в суд. Если ему не понравится фасон усов другого кота, Пит пригласит его выйти и разберется с ним, как мужчина с мужчиной.
Похоже ты прав, Пит. Я как раз собирался навестить Майлза, оторвать ему руку и бить ею по голове, пока он не заговорит. Анабиоз подождет. Зато мы будем точно знать, кто придумал эту пакость.
Неподалеку стояла телефонная будка. Я дозвонился до Майлза и попросил его никуда не отлучаться.
* * *
Отец дал мне имя Дэниель Бун Дэвис.[4] Так он еще раз продемонстрировал свое свободолюбие. Я родился в 1940 году. Тогда все в один голос говорили, что времена индивидуалистов прошли, и будущее принадлежит массам. Отец не верил этому, и мое имя стало для него одним из символов независимости. Он умер, когда корейцы промывали ему мозги, и до конца остался верен своим убеждениям.
Во время Шестинедельной войны я обзавелся степенью магистра, специальностью инженера-механика и армейской робой. Я не гонялся за чинами: кроме имени, отец наделил меня непреодолимым отвращением ко всякого рода приказам, муштре и дисциплине. Я хотел просто отслужить свой срок и убраться из армии. Во времена холодной войны я служил неподалеку от Нью-Мехико в звании техника-сержанта арсенала, набивал атом в бомбы, а между делом размышлял, чем бы мне заняться на гражданке. Потом меня перевели в Оклахома-Сити, в службу снабжения, где я добывал свежие продукты для наших «джи-ай».
