Но тут Санни высунулась из окна и крикнула:
— Вам помочь?
В эту минуту я как раз получил полную возможность хорошенько рассмотреть свалившуюся на меня хищную тварь, заглянуть ей, так сказать, в самое нутро. Зрелище, должен признаться, не из приятных — ощущение, как от тех волшебных сказок, где сестрам отрубают пальцы на ногах, а плохим парням вороны выклевывают глаза, а то и вовсе заклевывают до смерти, где даже маленькая русалочка обречена до конца жизни ходить как по лезвиям бритв, всего лишь потому, что осмелилась влюбиться… С другой стороны, я уже знал, что Санни предпочитает диснеевские версии подобных сказок, разумеется, со счастливым концом, там всякие бурундуки, кролики и белки (ненавижу белок!) чудесно поют хором, и даже волки оказываются неплохими ребятами, и никто никогда по-настоящему не страдает, и…
Я саркастически усмехнулся и сказал:
— Да, пожалуй. А ты сможешь?
— Конечно. — И, раздвинув шторы, Санни шагнула на балкон…
И тут произошло нечто очень и очень странное.
Я, собственно, все это видел, лежа на спине в вонючем переулке с пришпиленными к бокам руками, — это треклятое порождение Тьмы буквально спеленало меня полами своего распахнутого пальто — так стервятник обнимает крыльями свою беззащитную жертву, норовя выклевать ей глаза. Я испытывал невыносимый, пронзительный холод, руки мои совсем онемели, а из пасти мерзкой твари исходила такая вонь, что у меня все плыло перед глазами, и дождь молотил мне прямо в лицо, и под этим дождем моя магическая мощь таяла с каждой секундой, я быстро терял силы и понимал, что жить мне осталось…
Первое, что сделала Санни, — раскрыла надо мной зонт.
Она сделала это, не обращая ни малейшего внимания на отчаянные запреты Артура, который по-прежнему сражался со вторым волком. Аура Тора так и пылала, вокруг него вспыхивали и исчезали руны, и светлый их след переплетался со струями дождя.
Потом Санни улыбнулась.
И у меня сразу возникло ощущение, будто из-за туч выглянуло солнце. Но вокруг-то стояла глубокая ночь, так что этот свет воспринимался раз в шестьдесят сильнее, чем самые яркие солнечные лучи! Переулок словно залило ослепительным белым светом, и я невольно зажмурился, опасаясь, что этот свет выжжет мне глаза и они вытекут из глазниц. А потом все стало происходить как-то одновременно.
Во-первых, прекратился дождь. Во-вторых, черная тварь перестала давить мне на грудь, и я снова обрел способность шевелить руками. Затем тот невероятно интенсивный свет — невозможно было даже понять, где, собственно, его источник, — несколько ослаб, превратившись в приятное, рассеянное зеленовато-розовое сияние. На крышах запели птицы. Воздух наполнился ароматом цветов и трав — в этом-то мерзком переулке, где вечно царит застарелый запах мочи! — кто-то ласково коснулся моего лица и нежным голосом произнес:
