На маяке никого нет, а у старой сторожки смотрителя — источник, мы напились воды и немного передохнули. Пеший спуск от маяка вниз к набережной в Караозе — пик нашего похода.
Живописная тропинка ведет через сосновый лес, к открытым равнинам, где в тени больших дубов пасутся лошади. Блеют овцы, тут же ослы и козы — все они гуляют на свободе, верный знак, что внизу, у подножья горы, находятся усадьбы. Мы проходим мимо высокогорных пастбищ и маленьких усадеб, и с высоты нашему взору предстают огромные томатные плантации, теплицы вспыхивают на фоне плоского ровного пейзажа, равнина словно поделена на пластик и стекло. Подойдя поближе, мы видим, что теплицы прозрачные.
Кроваво-красные помидоры гнутся под собственной тяжестью, прижимаются к стенам и крышам теплиц, они грозятся выпрыгнуть изнутри, они трескаются, их протыкают ветки. На маленьких узких дорожках в оранжереях играют дети и собаки, кошки, куры и крысы, в конце лабиринта плиточная поверхность с парусиновой крышей, а на маленьком возвышении на стуле в тени под крышей сидит тучный мужчина в черной шапке и курит сигару.
Он напоминает удельного князя, а возможно, он и есть местный заправила, он знаками велит нам подойти, и мы садимся вместе с ним в тень. Я упал в горах и поранил ногу и ребро, и под грудью у меня ноет рана. Большой человек на троне засовывает пальцы в рот и свистит. Он громко зовет кого-то, и скоро приходят мать и дочь, чтобы промыть и перевязать раны. Они кипятят воду, вытаскивают полотенце и промывают раны, смазывают их мазью, те начинают ныть и саднить, это хороший знак. Юная дочь краснеет и опускает глаза, когда втирает мазь в кожу, я стесняюсь и поднимаю глаза как можно выше, чтобы не смотреть на нее, и я не вижу ее юное тело и юные руки, которые массируют мне ребро.
Я переодеваюсь в свежую сорочку, и теперь на подносе с тремя тарелками нам несут с кухни теплый суп. Чечевица и горошек в оливковом масле и йогурт, на вкус кисловато, но блюдо нужно приправить корицей и сахаром, и тогда обед становится просто превосходным. Мы едим, а томатный барон обращается к нам по-турецки и по-русски. Нам подают раки и воду, и теперь уже языковые барьеры нам не помеха, мы слушаем и киваем, курим и пьем, мы отвечаем по-норвежски, и беседа течет сама собой, неспешно и мирно.
Мы идем к берегу, мы хотим отдохнуть и поспать у моря.
На берегу в Караозе есть бунгало, там бар и маленький телевизор, по которому транслируют матч лиги чемпионов между мадридским «Реалом» и мюнхенской «Баварией». Скоро мы обнаруживаем, что болеем за немцев. Испанская публика кидает зажигалки и монетки в Михаэля Баллака и Оливера Канна, немецкая команда воюет с технически подкованным противником и с грубостью публики и выигрывает матч со счетом 1:0. Мы сидим в баре, жуем орехи и пьем пиво, словно мы не продвинулись ни на метр от начала путешествия, словно все усилия и расстояния отменены за несколько минут футбола и пива. Сколько раз, в скольких разных местах мы сидели точно так же, в баре, и болели за игроков, которые бегали по полю — в Мадриде или Лондоне, Манчестере или Милане?
