Следующее, что я помню, — это как со всей силы колотил Дженни Зеленозубку огнестрельной палочкой, издавая нечленораздельные звуки. Мне удалось отогнать фейри от Мёрфи, которая сползла на землю. Затем Дженни опомнилась, ударила меня одной рукой — и я узнал то, о чем прежде не догадывался.
Дженни Зеленозубка была сильной.
Я приземлился в нескольких футах от нее, поблизости от Билли и Джорджии, перед моими глазами летали птички и огоньки. На столе, рядом со мной, стояла еще одна чаша с пуншем.
Дженни Зеленозубка прыгнула ко мне, ее нечеловечески прекрасное лицо пылало от вожделения, кошачьи глаза мерцали.
— Билли! — пробормотал я заплетающимся языком. — Проклятие, целуй ее! Сейчас!
Билли моргнул. Затем повернулся к Джорджии, обнял ее и поцеловал с таким отчаянием и страстью, какие невозможно подделать.
Последствий мне увидеть не удалось, поскольку быстрее, чем вы успели бы произнести фразу «кислородное голодание», Дженни Зеленозубка схватила меня за волосы и ткнула лицом в чашу с пуншем.
Я сопротивлялся, но она была сильнее любого человека и использовала всевозможные рычаги. Я чувствовал, как она прижимается ко мне напряженным телом, как извивается и ерзает: убийство оказалось для нее вроде горячего секса. Окружающий мир начал темнеть. Вот чем она занималась. И отлично знала свою работу.
К счастью для меня, не она одна.
Внезапно я упал, опрокинув на себя огромную чашу и насквозь пропитавшись ярко-красным пуншем. Сделав судорожный вдох, вытер щипавшую глаза жидкость и поднял голову. Два волка, один длинный и поджарый, другой поменьше и помассивней, прыгнули на Дженни Зеленозубку и свалили ее на землю. Крики и рычание слились в один нечеловеческий звук.
Дженни пыталась бежать, но поджарый волк запустил клыки в ее неповрежденную ногу, перекусив подколенное сухожилие. Фейри упала. Волки мгновенно набросились на нее — она не успела даже вскрикнуть. Наша жизнь — колесо, и у Дженни Зеленозубки не было ни единого шанса. Волки знали, что делают.
Это их работа.
Я подполз к Мёрфи. Ее глаза были открыты и смотрели в пустоту, лицо и тело обмякли. Часть моего мозга помнила, как делать искусственное дыхание. Я переложил Мёрфи, прижался губами к ее губам и выдохнул. Нажал на грудную клетку. Выдохнул. Нажал.
— Давай, Мёрф, — шептал я. — Ну давай же.
Снова прижался к ее губам и выдохнул.
На мгновение — на одно крошечное, микроскопическое мгновение — я ощутил, как дернулся ее рот. Ее голова наклонилась, губы стали мягкими, и мое профессиональное искусственное дыхание — лишь на мгновение, слышите? — превратилось почти —
