.
Не доходя до Гоз-Регеба, Буркхардт заметил одно строение. Ему сказали, что это какой-то храм. Он бросился было в ту сторону, но спутники стали звать его обратно.
«Тут все окрестности полны разбойников! — кричали они. — Ты и сотни шагов не пройдешь, как на тебя нападут!»
Путешественник так и не выяснил, был ли то египетский храм или, быть может, какая-нибудь постройка времен Аксумского царства[63].
Караван вступил затем в страну Така, или Эль-Гаш. Это большая равнина, в июне и июле затопляемая разливом небольших речек, ил которых необыкновенно плодороден. Дурро, растущее здесь, продают в Джидде на двадцать процентов дороже лучшего египетского проса. Местные жители, которых называют адендоа, известны как предатели, воры и кровожадные люди, а жены их развращены почти так же, как женщины Шенди и Бербера.
На пути из Таки к берегам Красного моря в Суакин приходится пересекать горную цепь. Горы сложены известняками, и до самого Шинтераба не встречается гранитов. Переход через эту гряду не труден, и путешественник 26 мая прибыл в Суакин.
Но бедствия, предназначенные судьбою Буркхардту, еще не кончились. Ага и эмир[64] сговорились его ограбить. Они накинулись на него, как на последнего раба, однако предъявленные им фирманы от Мухаммеда Али и Ибрахим-паши совершенно изменили дело. Вместо тюрьмы, которой ему угрожали, его отвели к аге, а тот решил поселить его у себя и даже подарил молодую рабыню.
«Такой двадцатипятидневный переход от Нила к Красному морю, — писал Вивьен де Сен-Мартен, — был совершен европейцем впервые. Благодаря ему в Европе получили точные сведения о живущих в этих краях полукочевых-полуоседлых племенах. Наблюдения Буркхардта не утратили своего значения и представляют безусловно поучительное и в то же время на редкость занимательное чтение».
Седьмого июля Буркхардту удалось отплыть на туземном корабле в Джидду, служащую портом для Мекки.
Джидда, куда он прибыл через одиннадцать дней, лежит на берегу моря и окружена стенами, которые не могут противостоять артиллерии, но представляют отличную защиту от ваххабитов. Эти последние, часто именуемые «пуританами ислама», образуют особую секту, стремящуюся вернуть магометанству его первоначальную чистоту[65].
«Одна батарея, — сообщает Буркхардт, — охраняет вход со стороны моря и господствует над всем портом. Там стоит на лафете огромная пушка, стреляющая ядрами весом в пятьсот английских фунтов. Эта пушка известна по всему Арабскому заливу, и одной ее славы достаточно для обороны Джидды».
