— Вот как! — резко перебил Коцина Шалит. — Да если бы у нас были реки меда, мы и тогда бы не дали тебе его!
— > Что так? Подарок — дело обычное! Разве нельзя поднести подарок, купленный за свои трудовые денежки? — начал оправдываться Коцин. — Иначе, понимаешь, ничего не достать… А тут человек расстарается. Почему вам так тяжело стать на ноги? Да все потому, что мало мозгами ворочаете. А без этого ничего не сдвинешь с мертвой точки. Пока вы не сделаете человеку одолжение, и он для вас палец о палец не ударит. Я же здешний, вырос тут, чужих людей я не учил бы уму-разуму, не давал бы им таких хороших советов…
— А вот как раз мы, представь, в таких советах и не нуждаемся, — решительно отрезал Журбенко.
Ошеломленный такой отповедью, Коцин хотел было еще что-то сказать, но не смог: онемел, словно у него язык прилип к гортани.
Однажды поздним вечером Шалит пришел домой донельзя усталый и, к своему изумлению, увидел оживленно беседующую с Журбенко Шейндл.
«Вот так так, — с болью в сердце, ревниво подумал он. — Неужто и Журбенко на нее заглядывается? Но тогда почему она условилась с ним встретиться именно здесь, где может столкнуться со мною? Не иначе, как назло мне, чтобы подчеркнуть свое ко мне безразличие! А Журбенко? Разве так поступают настоящие друзья?»
А впрочем, Шалит никогда не говорил с Журбенко о Шейндл, и тот, быть может, думает, что их совместная с Шейндл жизнь была кратковременным увлечением, пустой забавой, что они давно надоели друг другу и окончательно разошлись. Тогда все становится понятным.
Шейндл, увидев входящего Шалита, стала красной как маков цвет.
— Как поживаешь? — спросила она смущенно.
— Да как всегда. Живем понемногу, работаем, — ответил Шалит.
С минуту он сидел молча, растерявшись, не зная, что ему делать: подойти ли к ней поближе, сказать два-три ласковых слова или держаться отчужденно и холодно. Да и Шейндл не знала, как себя с ним вести: ведь он, собственно, ничем перед ней не провинился — она сама от него ушла.
Молчание становилось напряженным. Шалит чувствовал, что Шейндл хочет ему сказать что-то важное, да не знает, как приступить, с чего начать. Он стал переодеваться и умываться в углу горницы. Чтобы дать гостье оправиться от смущения, Журбенко начал что-то рассказывать, но Шейндл все поглядывала в угол, где возился Шалит. Она, как видно, ждала, чтобы тот подошел к ней. Но Шалит, наскоро перекусив, собрался уходить.
— Куда тебе торопиться? — попытался задержать его Журбенко.
