Полынь — сухие слёзы | страница 75
– Обещаю.
И Никита действительно писал ей – так, как писал бы матери, если бы она у него была. Писал и Мише, и Петру, и Александру, получал в ответ их смешные, бодрые письма с уморительными описаниями бурь и штилей житейских: унывать братья Иверзневы категорически не умели. Вера не писала ему никогда, и Никиту это ничуть не удивляло. Изредка в письмах братьев проскальзывало несколько строк о том, что Вера здорова, по-прежнему сидит в гувернантках, наезжает иногда к матери и упорно не выходит замуж. Последний факт неизменно поднимал подпоручику Закатову настроение, но почему – он и сам не знал и не задумывался об этом.
Зима 1853 года в Смоленской губернии выдалась лютая. Сразу после Кузьминок выпало столько снега, что избы в Болотееве оказались засыпаны выше окон, и крестьяне целыми днями только и делали, что разгребали путь к хлеву да к колодцу, с ненавистью поглядывая на низкое, взбухшее небо. Улицу завалило так, что идти по селу можно было только по узенькому проходу, выкопанному всем обществом, и из окон можно было видеть лишь шапки да платки, плывущие поверх сугробов. А на другой день после небывалого снегопада ударил мороз, от которого звенели деревья и стыли на лету птицы. Сельская улица словно вымерла и до самых Святок оставалась пустынной: даже у мальчишек не было охоты прыгать по сугробам в этакую стужу.
В один из святочных вечеров болотеевская молодёжь затеяла посиделки. Собрались, как обычно, в избе старой солдатки Амвросихи, уже давно не слезавшей с печи и пускающей в свою избу молодых, чтобы не умереть за зиму с голоду. Парни и девки приносили добытый всеми правдами и неправдами мякинный хлеб, семечки, сушёные грибы, а если приходили силинские парни, то была и водка, и пряники, и калёные орехи: на угощение «обчества» старый Силин давал сыновьям денег без разговора. Грязную, тёмную избу Амвросихи девки ради праздника отскоблили до блеска, оттёрли сажу и копоть с потолка, вымели и помыли щелоком пол и даже снесли со всех домов цветные половики. В назначенный вечер солдаткина изба осветилась несколькими лучинами сразу, наполнилась топотом ног, смехом, песнями и перешёптыванием собравшихся девок. Парней, по обыкновению, ждали позже, в этот день они почему-то задерживались. Девушки скучали, понемногу смолкли и песни, и вскоре в избушке воцарился унылый перестук спиц и жужжание веретён: не зря же было пропадать хорошему освещению…
– Да где ж они болтаются, проклятики! – наконец с досадой сказала Акулина – красивая бойкая девка с надменным лицом, первая заводила и плясунья на селе. – Даром только лучину жечь, а их, иродов, и не видать! Ефимка Силин всех, поди, сговорил в Тришкино идтить, там, понятно, лучше… И изба больше, и поповны приходят…